Телефон Крайнова снова вибрирует. Смотрю на экран – Новиков. Обычно я не лезу в звонки Вани, но его начальник набирает без перерыва.

– Саша, добрый вечер, – говорю я, бросая взгляд на дверь ванной. – Ваня сейчас не может ответить.

– Как он? Все нормально?

– Да. Душ принимает.

– Черт, а Савчуку совсем не повезло… – Новиков вздыхает. – Он в искусственной коме, слышала?

– Какие… какие прогнозы? – еле выдавливаю я из себя.

– Врачи говорят, шансы пятьдесят на пятьдесят. Но я верю, что Тарас справится. Крепкий мужик.

Ваня выходит из душа. Его тело похоже на один большой синяк. Особенно левая сторона.

– Это Новиков. – Отдаю ему телефон, потому что больше ничего не хочу слышать про это несчастье. Ничего…

Проверив спящего Кира, я закрываюсь в ванной. Смываю макияж и становлюсь под душ. Текут слезы. От всего разом. От беспомощности, от того, что молока мало. И от непонимания, зачем Тарас оттолкнул Ваню и подставил под удар себя. Зачем Ваня вообще туда поехал? Надо было настоять, чтобы он дома остался.

Слишком знакомая боль в груди. Слишком…

Через полчаса я выхожу из ванной, будто ничего и не было. Смотрю, что Ване написали в назначениях, и приношу ему лекарства. Собираюсь хоть немного поспать, но просыпается Кир. Он требует грудь, а молока нет. Не пришло. Совсем пусто!

Я оставляю сына на Ваню и иду на кухню. Развожу смесь, завариваю чай для лактации, уговаривая себя не нервничать. Но разве это возможно?

Ночь проходит почти без сна. Я ворочаюсь с боку на бок. Разглядываю спящего Ваню, который под дозой обезболивающего. Периодически трогаю пустую грудь. Наевшийся смеси Кир спит, а меня буквально сжирает чувство вины, что, возможно, я потеряла молоко.

Утром, по дороге на работу, звоню консультанту по грудному вскармливанию и рассказываю о своей проблеме. Прошу Варвару подъехать в центр. Сбросив вызов, я понимаю, что тянет совершенно в другое место. Дважды перестраиваю маршрут.

Что я буду делать в больнице? Я Тарасу никто, мне не скажут о его состоянии ничего, не дадут к нему пройти. Кому можно позвонить – так это Ангелине. Хотя у нее сейчас официально столько же прав, сколько и у меня.

Остается ждать.

И новость про Савчука приходит сама.

Ближе к обеду звонит Ваня. Голос у него задумчивый и серьезный. Я спрашиваю, как он себя чувствует, говорю, что не хотела будить его утром, когда уезжала, и попросила Нору подольше погулять с Киром, чтобы он мог выспаться. Разговор почти подходит к концу, когда Ваня вдруг упоминает Тараса.

– Савчука вывели из комы, он очнулся, но пока без прогнозов. Вот только… Ангелина сказала, что первым делом Тарас спросил про тебя.

Я хватаюсь за подлокотник кресла, чувствуя, как спину покалывают ледяные иглы.

– Что? – переспрашиваю.

– Вот и я удивился. По словам Ангелины, у него к тебе какой-то вопрос. Ты знаешь, о чем речь?

Никакого шанса не нервничать. Ни одного.

Сжимая в пальцах свой айфон, я смотрю перед собой и пытаюсь совладать с эмоциями. Пожалуй, не удивляет, что, когда очнулся, Тарас первым делом спросил обо мне. Я и сама этим грешна. Но зачем Ангелина позвонила Ване? Почему сказала об этом ему, а не мне?

Назло? Ей нужно разрушить все мои отношения? Разве не лучше для нее, если я выйду за Крайнова? Ведь тогда у нее появится шанс быть с Тарасом и на этот раз создать с ним настоящую, не фиктивную семью. У них же общая дочь. Я не понимаю… Ничего не понимаю!

– Эва, ты здесь? – зовет Ваня.

Видимо, я долго не отзывалась.

– Я не знаю, о чем он…

Крайнов громко хмыкает:

– Есть одно предположение. И мне оно не особо нравится. Я давно заметил, что Савчук… – Шумно вздохнув, он многозначительно замолкает.