Спи покойно, дорогая! Люби меня, какъ любила до сихъ поръ.

Вѣчно твой Гельдерлинъ.

Генрихъ КЛЕЙСТЪ (1777—1811), выдающійся поэтъ-романтикъ, любилъ свою подругу дѣтства, Вильгельмину фонъ Ценге. Но подъ вліяніемъ матеріальныхъ неудачъ и запросовъ честолюбія, Клейстъ рѣшилъ отказаться отъ мысли о бракѣ съ нѣжно любившей его дѣвушкой. Позднѣе, въ 1810 г. Клейстъ подружился съ болѣзненной, романтически настроенной Адольфиной Фогель; оба рѣшили покончить съ собой – воплотить мечту Клейста, съ которой онъ не разъ уже обращался къ любимой имъ сестрѣ Маріи и которой онъ съ восторгомъ пишетъ передъ смертью: «Я нашелъ подругу съ душою, парящей подобно молодому орлу, согласную умереть со мной». Въ 1811 г. Клейстъ застрѣлился, предварительно застрѣливъ свою подругу.

Франкфуртъ на Одерѣ.

(Начало утрачено).

…Ясною увѣренность, что я любимъ вами… Развѣ каждая строчка не дышитъ радостнымъ сознаніемъ раздѣленной и счастливой любви? И все же кто мнѣ это сказалъ? Гдѣ это написано?

Что долженъ я заключить изъ той радости, которая оживляетъ васъ со вчерашняго дня, изъ тѣхъ слезъ счастья, которыя вы проливали во время объясненія съ вашимъ отцомъ, изъ той доброты, съ которою вы смотрѣли на меня въ послѣдніе дни, изъ того сердечнаго довѣрія, съ которымъ вы со мною говорили въ иные изъ истекшихъ вечеровъ, и особенно вчера за фортепіано; что долженъ я заключить изъ той смѣлости, съ которою вы приближаетесь теперь ко мнѣ, даже въ присутствіи постороннихъ, межъ тѣмъ, какъ раньше вы робко держались вдали отъ меня, – спрашиваю я, что долженъ я заключить на основаніи этихъ почти несомнѣнныхъ черточекъ, Вильгельмина, какъ не то, что я – любимъ?

Но смѣю ли я вѣрить моему зрѣнію и моему слуху, смѣю ли я вѣрить моему уму и моему чутью, смѣю ли я вѣрить моему легковѣрному сердцу, которое однажды уже обманулось подобными признаками? Не долженъ ли я скорѣе не довѣрять моимъ заключеніямъ, такъ какъ они доказали мнѣ уже однажды, какъ они бываютъ невѣрны? Что я могу, въ сущности, подумать, какъ не то, что я зналъ уже полгода тому назадъ, – спрашиваю я васъ, что могу я подумать, какъ не то, что вы меня любите и цѣните, какъ друга?

И тѣмъ не менѣе, я хочу знать больше, и очень хотѣлъ бы знать, что чувствуетъ по отношенію ко мнѣ ваше сердце, Вильгельмина? Позвольте мнѣ заглянуть въ вашу душу! Раскройте ее передо мною съ довѣріемъ и чистосердечіемъ! Такъ много довѣрія, такъ много безграничнаго довѣрія съ моей стороны заслуживаетъ же нѣкотораго отвѣта и съ вашей стороны! Я не говорю, что вы должны любить меня, потому что я люблю васъ; но довѣрять мнѣ вы должны, потому что я довѣрился вамъ безгранично. Вильгельмина! Напишите мнѣ отъ всей души, отъ всего сердца! Введите меня въ святилище вашего сердца, котораго я въ точности еще не знаю.

Если увѣренность, созданная мною на основаніи искренности вашего обхожденія со мною, черезчуръ отважна и поспѣшна, то не бойтесь сказать мнѣ это. Я удовольствуюсь тѣми надеждами, которыхъ вы у меня не отнимите. Скажите, любите ли вы меня, – ибо къ чему вамъ стѣсняться? Развѣ я нечестный человѣкъ, Вильгельмина?

Собственно, – я хочу вамъ чистосердечно признаться, Вильгельмина, – что бы вы о моемъ тщеславіи ни подумали, – собственно, я почти увѣренъ, что вы меня любите. Богъ вѣдаетъ, однако, какой странный рядъ мыслей внушаетъ мнѣ желаніе, чтобы вы мнѣ это открыли. Я думаю, что буду въ восторгѣ, и что вы доставите мнѣ минуты самой чистой, самой полной радости, если ваша рука рѣшится написать мнѣ эти три слова: я люблю васъ.