— Таня Толгатова, — представляется.

Улыбка махом исчезает с лица Веры, но она усиленно натягивает другую.

— Очень приятно… я Вера Валерьевна. — Потом подходит к Лиле с тем же жестом. — А тебя как зовут?

Но малышка, засмущавшись, прячется за меня.

— Девочка не говорит? — спрашивает меня Вера, подняв взгляд.

— Лилька испугалась! — опережает Таня.

— Не нужно меня бояться.

— Лиля немного застенчива с незнакомыми людьми, — поясняю. — Вер, для всех будет лучше, если Орхан поедет с вами, а мы уедем домой на автобусе. Мне совсем не хочется навязываться.

Байрамов, что все это время отстраненно наблюдал, осекает меня:

— Нет. Я вас привез, со мной и вернетесь домой. И под флейту Рафаэля здесь никто, кроме Веры, плясать не будет. Встречусь с ним в другой день. Садитесь в машину!

Мне приятно, как Орхан выстроил приоритеты в нашу пользу и показал брату, что мы с детьми чего-то стоим.

— Ой, ты будто Рафаэля не знаешь! — Вера изображает шутливый тон. — Поворчит и перестанет. Орхан, давайте хоть поужинаем вместе, а то как-то неправильно складывается встреча…

— Господин Байрамов, — опустив стекло внедорожника, высовывается Аскольд, — погода портится. Скоро начнется метель. Двигаться по трассе будет проблематично.

— Да, погодные условия аварийные, — рассуждает Орхан.

— Вот именно, зять! — подхватывает Вера. — Пойду обрадую Борна.

Женщина направляется к белой машине, а вот я тут же хватаю Байрамова за руку и утягиваю за угол фабрики.

— Я не могу разъезжать по городу, тем более с тобой.

— Почему? — подозрительно прищурившись, дергает бровью. — Боишься, муж заревнует? — а затем резко перехватывает мою ладонь и поднимает ее на уровень глаз, рассматривая мои пальцы. — Или не заревнует? Ты не носишь кольцо, я это увидел еще в первый день, как мы встретились. Может, нет никакого Толгатова?

Я вышвырнула обручальное кольцо в ту же минуту, как отец Артура выгнал меня с детьми из особняка. Это кольцо сжигало мою кожу, будто незаживающее клеймо. И ни дня не пожалела о содеянном. Однако по документам я все еще жена Артура.

— Кольца нет, но штамп есть, — говорю Байрамову, хотя бы в этом не обманывая его.

— А чувства?

Орхан, не сводя с меня взгляда, медленно переплетает наши пальцы. Другой рукой задевает мою спину. Дыхание перехватывает, как от крутого виража, адреналин подогревает кровь, из груди рвется отчаянный крик и тысячи слов, но я лишь шепчу:

— Нет… такого мерзавца невозможно полюбить…

После этого взгляд Орхана меняется. Он становится удивленным, заинтересованным и… ликующим?

— А я?.. Я что-то еще значу для тебя, Марика?

Ты был для меня целой Вселенной, Орхан.

Но сказать это вслух у меня смелости не хватает. А нужны ли слова, если на моем лице и так все написано?

Чем дольше я нахожусь рядом с Орханом, тем ярче во мне чувства к нему. Да и Байрамов сейчас, как под гипнозом, склоняется ко мне так близко, что его дыхание окутывает лицо. Зажмурив глаза, не шевелюсь, ощущая, как его губы слегка задевают мои…

— А что это вы тут делаете? — звучит хитренький голосок.

Вздрагиваю. От неожиданности меня захлестывает обжигающим жаром с ног до головы. Дергаюсь от Орхана, как от огня, и вижу возле нас Танюшку.

— Мне… мне… соринка в глаз попала, а Орхан любезно помог ее достать…

Господи. Такого стыда я не испытывала давно.

А должна ли я испытывать стыд перед дочерью? В представлениях Танюшки я по-прежнему люблю ее отца, ведь мама должна быть с папой. Даже после побега из дома Толгатова девочки не видели рядом со мной других мужчин — не было их.

Орхан тоже напрягается, нахмурится. Зачем-то стряхивает снежинки с куртки. Изображает из себя серьезного человека.