– Есть хочешь? – Спросил Хассе, войдя в кухню уже переодетый в чистую одежду.

Дочь внимательно посмотрела на него.

– Нет, я ужинала, папа. – Ее взгляд скользнул по его футболке и вернулся на лицо. – А ты? Разогреть пюре с фрикадельками?

– Нет, спасибо, я не голоден.

– Выглядишь усталым. – Заметила Майя.

Ее пронзительные синие глаза, кажется, видели отца насквозь: и его волнение, и тревогу.

– Было много работы… в лаборатории. – Хрипло ответил он, пряча взгляд.

Достал из холодильника контейнер, поставил на стол. Вынул из него ампулу, наполнил ее содержимым тонкий шприц.

– Точно все нормально? – Заметив, как дрожат его пальцы, переспросила дочь.

– Да. – Заверил Хассе, улыбнувшись уголком губ.

Она кивнула, понимая, что он лжет.

– Давай руку, милая. – Сказал Хаберг.

Майя послушно положила руку на стол перед ним. Введя препарат, он вздохнул и сделал новую попытку улыбнуться.

– Вот так. – Хассе потрепал дочь по волосам. – А теперь спать.

– Спасибо. – Она согнула руку в локте, придерживая ватный диск, встала и поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи, папа.

И поспешила к себе наверх.

Хассе проводил ее задумчивым взглядом. К своему удивлению он уловил слабый запах алкоголя от дочери, но устраивать сцену не стал. Это означало бы потерю времени, поэтому доктор решил отложить разговор на завтра. Он дождался, когда Майя поднимется в спальню, а затем взял в кладовке необходимое и направился в подвал.

Спустившись по старой каменной лестнице, он включил свет. Лампочка под потемневшим потолком светила тускло, но этого было достаточно, чтобы ориентироваться в пространстве. Хассе подошел к старому матрасу, на котором оставил парня. Тот лежал на спине, не подавая признаков жизни.

Доктор Хаберг поставил ящик с медикаментами на стул и решил осмотреть труп. Он был шокирован, обнаружив у него слабый пульс. Его сердце – оно билось… Очень медленно, с необычайно длинными, по человеческим меркам, интервалами, но, все же, оно еще работало. И парень дышал – редко и с едва различимым шумом.

С такими ранами он давно должен был погибнуть от потери крови, и, возможно, такой исход его и ждал, но Хассе не мог позволить этому случиться. Он осторожно срезал с парня одежду и принялся обрабатывать и зашивать его раны.

Вскоре кровотечение было остановлено, но доктор по-прежнему не знал, выкарабкается ли незнакомец. Помогут ли ему медикаменты, предназначенные для людей? Ведь Хассе не представлял, как устроен организм этого существа, но то, что он успел увидеть в коридоре клиники – его силы, ловкость, его безумный взгляд, все это наводило на мысли о том, что он устроен иначе.

Закончив с ранами, Хассе обмыл полотенцем его лицо, шею и тело. Парень был совсем еще юн – ровная, по-детски нежная кожа, крепкие мышцы. Похоже, сверстник его дочери. Шрамы на его прохладной коже почти отсутствовали, но на груди обнаружилась небольшая татуировка: ее узор напоминал резной крест.

Поставив парню капельницу, Хассе сел рядом и осмотрел его плащ. Единственным, что в нашлось в карманах, был амулет с когтем медведя, в потемневшей от времени оправе. Веревочка, на которой он когда-то держался, была разорвана, но парень все равно носил амулет с собой – значит, тот был ему дорог.

Уходя, доктор Хаберг пристегнул одну руку парня стяжкой к батарее, другую – к крюку на одной из балок, поддерживающих своды потолка. Тот казался ему распятым святым – таким же беспомощным и беззащитным, но Хассе знал, что вряд ли это существо удержат хомуты, и если тот выживет, нужно будет подыскать что-то более надежное и крепкое.