Его боль было несложно понять и почувствовать. Он держал себя в руках, но я прекрасно знала, как ему плохо. Мир чуть не умер сам, когда потерял родителей. Теперь он потерял всех, кого любил. Я ужасно хотела его обнять, но гордость не позволяла быть милосердной.

К тому же я знала, что тогда и мне будет хорошо. А это очень большая роскошь. Чувствовать себя хорошо непозволительно рядом с Мироном.

- Можно мне тоже кофе? - спросил он бодро.

На этот жест доброй воли я была согласна. Но не смогла побороть язвительность и сказала:

- Нельзя, Мирон. Но ты все равно не оставишь меня в покое. Так что какая разница…

Я достала вторую чашку.

- Ты почти милая, - усмехнулся он.

Я снова тайком посмотрела на него. Мирон сидел теперь, опершись щекой на кулак, и следил за мной во все глаза. Он уж точно не стеснялся пялиться. Наглый засранец.

- А что на завтрак? - спросил Мир.

- Ничего. Я хочу кофе и сок.

- Ты посадишь себе желудок, Крис. Так нельзя.

- Я тебя спросить забыла. Мне ничего не полезет в рот, а взбодриться хочется.

- Похмелье? - догадался гребаный Пуаро.

Я промычала вроде бы утвердительно и нырнула в холодильник за соком.

- Ох, нет. Прекрати это дерьмо, - возмутился Мир.

Он встал из-за стола, в секунду оказался рядом и отобрал у меня бутылку с апельсиновым соком.

- Выпей горячей воды, - не постеснялся посоветовать Мирон.

Он взял меня за плечи и отодвинул от холодильника. Я поежилась от его прикосновений. Мирон это заметил и усмехнулся довольно.

Нужно было послать его с особо ценными советами, но я скорее отошла, чтобы вообще не контактировать.

Меня трясло от него. Я никак не могла взять себя в руки.

- Давай я сварю яйца, поджарю хлеб и нарублю овощей.

Он говорил это и доставал продукты из холодильника. В общем, Мирон не спрашивал, а ставил перед фактом. Я так обалдела, что забыла о своей трясучке.

- Собираешься готовить завтрак?

- Что-то вроде того.

- Сможешь включить плиту?

- Попробую.

- Ты раньше понятия не имел, где в доме кухня.

Мирон стрельнул в меня взглядом и недовольно скривил лицо. Он за пару секунд оценил плиту, снял с крючка ковш, налил воды и включил конфорку.

Я стояла рядом с открытым ртом. Лицо Мирона снова выражало довольство. Он видел, что я наблюдаю, и наслаждался эффектом, который производил.

- Люди меняются, Кристина, - проговорил Мирон с философскими интонациями. - Забавно, что тебя настолько впечатлили яйца.

Он положил те самые яйца в ковшик и взял сковороду. На нее вывалил кусочек масла и дал ему растаять, положил поджариваться хлеб.

- Ты не радикальный зожник? Масло норм? - поинтересовался Мир.

Я кивнула.

- Хорошо. Я одно время немного долбанулся на чистом питании. Вообще на чистоте природного существования. Жрал сырое и в душе не мылся. Представляешь?

- Легко, - быстро подхватила я. - Свинство у тебя в крови.

Мир игнорировал издевку, и сам себе ответил.

- Но ничего не может быть лучше детского мыла и горячей воды. А еще горячих тостов, лучше с румяной поджаренной корочкой на старом добром сливочном масле.

В моей вселенной Мирон вообще не знал, что масло бывает сливочным, растительным и машинным. Он жил, не задумываясь о таких мелочах. Света обустраивала его быт и вырастила гениального сына совершенно отдельно от реального мира. Мама была его скатертью-самобранкой. Точно так же дела обстояли с уборкой, стиркой и прочими бытовыми историями. Несомненно, сегодня я имела дело с обновленным Мироном.

Самое ужасное, он мне такой нравился. Очень.

Возясь с яйцами, хлебом и овощами, Мирон успел вскипятить воду в чайнике и сунул мне в руки стакан горячей воды. Я сделала глоток и почти сразу почувствовала себя лучше. Как будто согрелась изнутри, и голова стала болеть меньше.