Я нервно хихикала и осматривала гостиную. Она была светлой, просторной, очень уютной. Огромное окно в пол - не самое английское решение, но наша система отопления допускала такое новаторство.

Степан отпустил мою руку, позволил пройти к окну. Я заметила в углу этюдник и свежий холст.

- Мирон? - уточнила я, обернувшись.

Степан покачал головой.

- Нет, это мое рабочее место.

- Ты тоже пишешь?

- Немного и для души. Без особой ценности для искусства. Мне нравится свет в гостиной. Я люблю видеть краски яркими, настоящими.

Я улыбнулась ему и сказала:

- Я тоже.

Светлана принесла чай и пирог. Мое скромное воспитание сработало вопреки наставлению Степана.

- Знаете, я совсем не голодна.

- Ох, брось меня обманывать, детка, - возмутилась Светлана. - Я эту мантру повторяла двадцать лет, пока танцевала. Мы все в балете были не голодны, иначе…

Она махнула рукой, и я вжала голову в плечи.

- Я тебя не заставляю есть первое, второе и компот. Пирог вообще диетический. Так что не сопротивляйся.

- Не сопротивляйся, - повторил Степа одними губами и кивнул на место рядом с ним.

- Кто тут сказал про пирог? - услышала я другой мужской голос, очень похожий на Степин, но громче.

Я вздрогнула, подумав, что это Мирон. Но в гостиную вошел Борис Бероев. Я видела его на фото в газетах и в новостной хронике. В жизни он был таким же: статный, высокий, очень приятный и радушный.

- Вот этот человек никогда меня не подведет, - радостно сказала Светлана.

Она подставила мужу щеку, и он поцеловал ее.

- Степка привез подружку? Очень симпатичная юная леди. Не слишком юная, сын? Мне нужно позвонить адвокату?

Борис, как и Светлана, протянул мне руку и пожал, накрыв мою ладошку второй рукой.

Мои уши горели. И сама я пылала как алый сигнал светофора.

- Она не моя девушка, - пришел на помощь Степан. - Это студентка Юрия Сергеевича. Она совершеннолетняя и пишет о новаторстве в живописи. Хотела познакомиться с Мироном и его творчеством.

- Ох, ну и дела, - Борис скривил лицо и неожиданно обнял меня. - Сочувствую, девочка. Ты храбрая. Глупенькая, но храбрая.

- Перестань, Боря. Ты совсем ее перепугал. Мирон - твой сын, а не исчадье ада. Он талантливый, а не сумасшедший.

- Знаю, Светик. Я шучу, конечно. Простите меня, милочка.

- Кристина, - подсказала я.

- Кристиночка, извини, - повторил Борис. - Я человек простой, приземленный. Мне бывает нелегко в этой творческой семейке.

Простого в нем не было ничего. Разве что фасад его дома. Но эта обманчивая простота стоила дороже башенок и выдавала тонкий вкус архитектора.

- Измучился, бедняга, - поддела его жена, передавая тарелочку с куском пирога. - Понимаете, в какой атмосфере я живу, Кристиночка? Мужчины! Юмористы! Еще и художники. Все трое.

Степа тоже взял себе пирог и сказал:

- Мы стараемся тебя беречь, ма.

- Ты мой золотой, - Света похлопала сына по щеке. - Очень мило, что говоришь за всех. Да и стараешься за всех тоже.

- Я, что ли, не стараюсь? - обиделся Борис.

Я начала хихикать. Они очень забавно пререкались. Семейная перепалка, такая же теплая, как запах пирога и атмосфера в доме Бероевых. У меня такого не было.

Нет, я росла в нормальных условиях. Меня любили, хоть и не баловали. Но мама с папой очень много работали. У них не хватало времени на чаепитие с домашним пирогом в обед среди рабочей недели. Если вечером не наорали от усталости и раздражения - уже хорошо.

- Ты стараешься, Боренька, но много работаешь, - сказала мужу Светлана.

- Зато Мир старается за всех вывести тебя из себя, - хмыкнул старший Бероев. - Мы все ему обязаны.