- Я бы убила вас обоих за это дерьмо, но ты контуженый и так, а Степа уже умер.

Мирон тоже хмыкнул. Заметив, что я опять балансирую на краю истерики, он взял меня за локоть и повел к ванной.

- Умойся прохладной водичкой, Кристин. Работает как перезагрузка. А я чай поставлю, лады?

Я не смогла отказать ему. Проваливаться в бездну эмоций больше не хотелось. Меня немного пугало первичное оцепенение после смерти Степы, но оно было привычнее и проще рыданий навзрыд.

Когда я успокоилась и вернулась в гостиную, Мирон поставил на журнальный столик чайник и чашки.

- Ты сам заварил? - спросила я первое, что пришло в голову.

- Нет, вызывал призрак мамы. Жаль, она не успела испечь свой капустный пирог, - Мирон сморщил нос и признал: - Паршивая шутка, но твой дебильный вопрос побуждает быть мудаком.

- Ты не знал, какую кнопку нажать на чайнике, и крестился около кофемашины, - припомнила я.

Мирон продолжил список:

- Не умел мыть посуду, стирать и признавать собственный инфантилизм. Ты права, Кристин. Но люди меняются, знаешь ли.

Думаю, мой скепсис по поводу изменений он понял без слов и махнул рукой. Мирон налил чай по чашкам и набросал на хлеб сыра с колбасой.

- Нарезал сам, - оценила я и этот нюанс.

Он сунул мне в руки чашку и буркнул:

- Сам-сам. Спасибо-пожалуйста. Ты вот сама и успокоиться не можешь.

«И поплакать тоже сама не могла», - подумала я, но вслух об этом Мирону ничего не сказала, конечно.

- Что там было дальше с аппендицитом на Рейнире? - напомнила я.

- Угадай. Вырезали, конечно. Кстати, и без вертолета это Степке стоило дохреналион денег.

Я надолго зависла, обдумывая историю Мирона. Выпив полчашки чая, я спросила:

- Почему он мне не сказал?

- Не хотел, чтобы ты переживала. Как всегда, - моментально ответил Мир. - Именно в тот день он заговорил о смерти. Сказал, что должен привести в порядок дела.

Я снова вспылила.

- Да что за бред? Какие дела? Он был здоров и не мог знать, что разобьется.

- Он предполагал всякое.

- Почему? - я повысила голос.

- Из-за мамы с папой. Они тоже не болели, Крис. Ты сама знаешь…

Мирон откусил бутерброд и меланхолично прожевал, проглотил.

Я знала, конечно, про их родителей. Как мог Степа попасть в аквапланирование, потеряв родителей в автокатастрофе? Он всегда так аккуратно водил. Не гонял.

Спешил к Наташе и детям - не иначе.

Эта мысль причинила боль, но одновременно отрезвила и вернула к главной теме беседы с Мироном.

- У него уже были дети тогда? Ты знал? - накинулась я на Мира.

- Не знал. Говорил уже сто раз, - огрызнулся и он. - Я и про завещание не знал. Только про дарственную.

Новое слово обожгло слух.

- Дарственную? - переспросила я. - Какую дарственную?

- На половину галереи.

Мои руки затряслись, и чашка зазвенела о блюдце. Я не вылила на себя горячий чай, только потому что Мирон быстренько забрал у меня их. Говорить я не могла, но покрутила пальцем в воздухе. Мир понял мою просьбу продолжать и стал рассказывать подробнее.

- Буквально через месяц после аппендицита Степка попросил прилететь в Москву, чтобы оформить на меня половину галереи и картины.

Он достал телефон, открыл на нем файл, вручил мне. Буквы расплывались перед глазами. Я вроде бы читала знакомые слова, но они не складывались в понятные предложения.

- Какого хрена? - прошелестела я едва слышно. - Каким образом?

- Ты не знала, как я понимаю? - догадался Мирон.

У меня не было сил даже зыркнуть на него злобно. Я только головой качала, как идиотка.

- Ну я так и понял на оглашении. Ты вообще слушала нотариуса? Он говорил, что дарение произошло до оформления завещания. Оно в принципе носит рекомендательный характер. Все поделено давно.