Агенты никогда не появлялись в здании розыскных органов. Встречи с розыскными офицерами или чиновниками особых поручений происходили на конспиративных квартирах, в меблированных комнатах, отдельных кабинетах ресторанов. Места встречи подбирались таким образом, чтобы в случае необходимости можно было уйти незамеченными или прийти на встречу, не вызвав подозрений. Хозяин квартиры подбирался из проверенных лиц. В большинстве это были отставшие полицейские. Хозяин квартиры осуществлял проверку подходов, чем обеспечивалась безопасность встречи. Чиновник, как правило, поджидал сотрудника. Не рекомендовалось сидеть сотруднику у окна или зеркала, чтобы, в случае наблюдения за квартирой, не обнаружить себя.

Количество конспиративных квартир зависело от количества населения в городе и развития революционного движения.

Например, петербургское, московское и варшавское охранные отделения имели по четыре конспиративных квартиры. И Киеве их было три.

Главная квартира в Москве числилась за Зубатовым. Здесь он встречался с наиболее важными сотрудниками. Этой квартирой заведовала П. И. Иванова.

Еще слушательницей женских курсов она была завербована А. С. Скондраковым, а затем перешла к его преемнику Н. С. Бердяеву. Зубатов поручил ей заведовать конспиративной квартирой. Оценивая ее деятельность, Зубатов писал, что Иванова превратилась не только в «чудесную квартирную конспиративную хозяйку, но и прекрасную воспитательницу молодых агентурных сил»[147].

Конспиративные квартиры периодически менялись, чем обеспечивалась секретность отношений между охранниками и агентами. Было замечено, что систематические отношения обращают на себя внимание. Потому встречи происходили чаще в гостиницах, меблированных комнатах, отдельных кабинетах ресторанов. Следует отметить, что конспиративные квартиры содержались агентами и в качестве квартир-ловушек. Сюда приходили нелегальные, а затем в сопровождении филеров раскрывали революционные явки. Такой квартирой-ловушкой была квартира А. Е. Серебряковой, где останавливались революционеры.

Отправляясь на встречу, жандармы и чиновники переодевались в гражданскую одежду. Вопрос о переодевании в свое время был поднят еще в 1880-е гг. Скондраковым, который ходатайствовал перед руководством о разрешении ему вместо жандармского мундира одевать форму кавалериста.

Инициатива встреч исходила от охранника или агента. Встречи происходили по мере накопления материала или важности объекта разработки.

Передача сведений носила характер беседы, вопросов-ответов или монолога со стороны агента, изредка прерываемого вопросами охранника. Иногда вопросы носили характер целого повествования, которое агенту оставалось подтвердить[148].

До 1910 г. индивидуальных записок агентов не велось. Составлялась агентурная записка по данным нескольких агентов, что усложняло проверку данных и учет личного вклада агента в проведение разработки. Особенностью агентурной работы было то, что агенты в корыстных или карьерных целях могли сообщать «полуправду», т. н. такие сведении, которые нельзя было проверить. Зная об этом, охранники стремились обзаводиться надежной агентурой.

Данные, поступающие от агентов, проверились через «перекрестную» агентуру и наружное наблюдение.

Считалось, что самое прочное, хотя и не всегда продуктивное положение сотрудника есть то, когда он находится в организации в роли пособника и посредника в конспиративных делах, т. е. когда его деятельность ограничивается сферой участия в замыслах или приготовлениях к преступлению, что фактически неуловимо формальным дознанием и следствием и даст возможность оставлять на свободе сотрудника и близких к нему лиц.