– Класс. – Слава с разочарованием скривила губы, скрестила на груди руки и холодно бросила: – Уберешься отсюда как только полегчает.
– Как грубо.
Он и бровью не повел, тогда как Славе все сложнее удавалось сдерживать свое раздражение. Она ненавидела пребывать в неведении, ненавидела ситуации, в которых ничего не может контролировать, но больше всего ненавидела ложь. Узнать, что дед скрывал от нее что-то, было не слишком приятно, так еще и этот парень подливал масло в огонь ее праведного гнева, скрывающего запрятанную глубоко обиду.
– По-моему, грубо воспользоваться моей помощью, а потом отказать в помощи мне. Я просто хочу понять, что происходило в жизни дедушки в последнее время. А ты, очевидно, знаешь о нем больше, чем родная внучка.
– Кто, по-твоему, в этом виноват?
Его слова вызвали в душе горечь. Слава всплеснула руками.
– Ладно! Разумеется, во всем виновата Слава. Пойду поставлю чайник.
Она резко поднялась с кресла и сделала несколько шагов к выходу из зала, желая в этот момент только остаться в одиночестве, но Януш окликнул ее, заставив остановиться в проходе:
– Погоди! – С трудом он приподнялся и сел, чтобы видеть ее. В голосе появилась некоторая мягкость и намек на раскаяние. – Ну ладно тебе, извини. Я правда не могу рассказать. Может быть, Виктор Иванович хотел защитить тебя, и я не собираюсь его подводить, раскрывая чужие секреты.
Он замолчал в ожидании реакции Славы. Та молчала тоже, но и уходить не спешила. Искоса глядела на него, раздумывая, не слишком ли она резка и почему так запросто выходит из себя. Должно быть, так она переживала утрату: злясь на себя и на весь мир.
Януш смотрел на нее без осуждения. Понимал, а, значит, и сам пережил нечто подобное. Помолчав, он тихо спросил:
– Как он умер?
– Сердечный приступ.
– Уже похоронили?
– Нет. Я как раз приехала, чтобы этим заняться.
– Мы могли бы помочь. Собрать немного денег или что-то еще в благодарность за все, что он для нас сделал.
Слава задумалась, прежде чем ответить. Она плохо знала город, не имела понятия, что делать, куда идти, а от одной мысли о куче документов, которые придется оформлять, и куче инстанций, которые придется посетить, начинала болеть голова. По хорошему, не следовало отказываться от помощи, но привычка решать все в одиночку пока что брала верх.
Она решила немного отложить принятие решения. Протянула уже без прежнего раздражения в голосе:
– Опять эти загадочные “мы”.
– Его друзья, – с неподдельной грустью ответил Януш. – Он был хорошим человеком, и для меня он – почти как второй отец. Я сочувствую тебе, Слава.
Он глядел ей прямо в глаза, разделяя с ней ее горе. Она поджала губы и потупилась. Не могла вынести этого сочувствия, потому что казалось, еще немного – и потянет всплакнуть.
– Ага, – пробормотала она, вновь повернувшись к дверному проему и узкому коридору за ним, провела пальцами по старому деревянному наличнику. – Так ты чай… Ай.
Палец наткнулся на что-то острое, Слава тут же отдернула руку и оглядела ее. На коже не осталось ни заноз, ни крови.
– Что там? – встревожился Януш, но Слава его проигнорировала.
Она пригляделась к проему. Тусклый, едва заметный блеск металла привлек внимание. Прямо за краем наличника в обои была воткнута игла, только самое ушко ее торчало на поверхности. Сложно было заметить ее, если не приглядываться специально. Слава подцепила ногтями иглу, вытащила и продемонстрировала Янушу.
– Игла.
– Нехорошо, – нахмурился парень. – Это значит…
– Разумеется, я знаю, что это значит – я же смотрю телевизор. Кто-то пытался навести порчу. Только не говори, что веришь в эти глупости.