Когда мы вернулись в экипаж к дяде и Андре, они уже начали терять терпение. Им на покупки понадобилось намного меньше времени.

- К обеду можете выйти в утреннем платье, - сказала Маргерита, когда мы вернулись в замок. – Оно вполне приличное. Надеюсь, его уже привезли или вот-вот привезут. А обеденное и черное портниха до вечера подгонит. Крепитесь, детка, сейчас вас будут разглядывать, как натуралист муху. Я зайду за вами, чтобы было не так страшно.

Наши с дядей комнаты оказались на втором этаже, в одном коридоре. Николя сначала проводил его, потом меня.

- Люсиль будет вашей горничной, мадемуазель, - обрадовал он, открывая передо мной дверь.

Девушка была уже там, разбирала гору свертков на кровати. Увидев меня, сделала что-то вроде книксена и пропищала:

- Голубое платье забрали погладить, мадемуазель, сейчас принесут. Позвольте я вам помогу.

К счастью, Маргерита разрешила мне ходить в ее белье до вечера и потом отдать в стирку. Поэтому мне не пришлось еще раз выносить муки при затягивании корсета. Дышать и шевелиться в нем было сложно. Оставалось только удивляться, как дамы умудряются есть, да еще и толстеть. Наверно, отрываются по ночам, освободившись от этих тисков.

Пока Люсиль снимала с меня платье Маргериты, я разглядывала комнату – небольшую, в бело-голубых тонах с позолотой. И не слишком уютную. Узкая кровать с металлическими спинками, шкаф, комод, кресло и туалетный столик с пуфиком. Вот и вся обстановка.

- Там ванна и… ватерклозет, - показав на дверь в углу, Люсиль произнесла последнее слово, понизив голос, будто что-то неприличное.

Как хорошо, что нас не занесло в параллельное средневековье! Тут хоть туалеты нормальные, а не горшок под кроватью.

- Вы готовы, Анжелика? – Маргерита постучала в дверь, когда я с унылой миной разглядывала себя в зеркале. Что толку в талии сантиметров на десять тоньше моих родных пятидесяти семи, если корсет не дает нормально дышать, а платье сидит, как седло на корове? – Пойдемте. Обед здесь ровно в час дня, опаздывать не принято.

В холле уже собралось человек двадцать, мужчин и женщин примерно поровну. Они переговаривались по двое, по трое или небольшими группками, с подозрением поглядывая на стоящих поодаль дядю и Энрико. Как только мы спустились по лестнице, внимание сразу же переключилось на нас.

- À table, s'il vous plaît[1]! – торжественно провозгласил Николя, открывая дверь столовой.

- А как тут садиться за стол? – спросила я дядю вполголоса, поскольку понятия не имела об общественном французском этикете, тем более в историческом аспекте.

- Мы же не в Англии, - ответил вместо него Энрико. – К тому же в обед и в отсутствие хозяина. Садитесь куда хотите, главное, чтобы между двумя кавалерами.

Мы оказались где-то в середине длинного стола, я справа от Энрико, а Маргарет справа от дяди. Вторым моим соседом оказался лысый толстяк с бычьей шеей и красным лицом. Он посматривал на меня настороженно, но ждал официального знакомства.

- Прошу минуту внимания, - дождавшись, когда все рассядутся, поднялся Энрико. – Хочу представить вам мсье Пьера Камбера, сына покойного мсье Рене, и мадемуазель Анжелику Максим, племянницу мсье Пьера.

Воцарилась мертвая тишина, которую тиканье больших напольных часов только подчеркивало. Потом взорвалась бомба. Все заговорили разом, забыв об обеде.

- Откуда вдруг у Рене взялся сын?! – вскочил, брызгая слюной, мой лысый сосед.

- Ну а что, - усмехнулся пожилой мужчина с иссиня-черной шевелюрой и такими же усами, похоже, крашеными. – Он в молодости был большим дамским угодником. Да и не только в молодости. И у него вполне мог быть сын, даже не один. Другое дело, откуда нам знать, что вот этот молодой человек действительно им является.