Возвращаться домой в последний день каникул совсем не хотелось, поэтому мы решили подождать Макса во дворе рядом с его домом.

Мы сели на лавочку и принялись есть мороженое и играть в слова.

– М-м-м, корица! Тебе снова на букву «а», – довольно произнесла Наташа. Ее мороженое подтаяло и превратилось в месиво из сливок и шоколада. Она едва удерживала его в оставшейся упаковке, то и дело облизывая стекающие по ней капли.

– Алименты!

Наташа сморщила носик.

– Из тебя одни юридические слова выскакивают. Так не интересно!

– Ну я же хочу стать прокурором.

– Видимо, чересчур сильно хочешь, – пробормотала Наташа и попыталась доесть остатки мороженого так, чтобы не испачкаться.

Когда она подняла на меня свое лицо, я как будто бы увидел Наташу впервые. Лучи солнца осветили ее голубые глаза, которые от этого стали похожи на кристально чистые воды озера Байкал. Словно в замедленной съемке Наташа улыбнулась и моргнула. На ее носу виднелся шоколадный след от мороженного. Моя рука сама по себе потянулась к ее лицу. Пальцы легко коснулись носа Наташи и стерли шоколад. От этого простого жеста мое сердце словно пропустило удар, а затем забилось как ненормальное.

Улыбка Наташи в миг исчезла. Она, не моргая, смотрела на меня озадаченным взглядом.

– Шоколад, – пояснил я, отведя от нее смущенный взгляд. – Ты как свинка.

Разумеется, я не считал ее свинкой. В тот миг мне показалось, что Наташа – самое красивое создание в мире. Но не признаваться же ей в этом…

От воспоминаний меня отвлекло неожиданное появление той, о которой я думал. Наташа выглядела расстроенной и попросила меня не рассчитывать на место у фикуса, потому что, скорее всего, сама сюда переедет. Похоже, она передумала уезжать, а значит, я тоже.

Захлопнув учебник и оставив его на кресле, я отправился на прогулку. Лелея тайное желание покинуть лагерь, я слонялся вдоль забора, постоянно оглядываясь. Как только вокруг не оказалось ни души, я схватился за прутья и не без труда перелез через высокое ограждение. Уже значительно позже, подходя к Дубкам, я вспомнил про дырку в заборе у боярышника. Скорее всего, ее уже заделали, но проверить все же стоило – это пощадило бы мои ладони, расцарапанные ржавчиной.

Обогнув деревню, я направился к качелям, на которых мы втроем любили раньше сидеть и грызть семечки. Проходя мимо леса, я невольно остановился и всмотрелся в его сумеречную глубь. Сразу же вспомнилась байка таксиста про нечисть, которая там обитает.

Внезапно я услышал скрип качелей. Сознание стремительно нарисовало картину качающейся на них Наташи. Бросив последний взгляд на лес, я направился к качелям, на которых в действительности качалась Наташа!

Боясь спугнуть ее, я спрятался за стволом яблони и принялся наблюдать за девушкой. Закрыв глаза, она слушала музыку в наушниках. Из кармана джинсов торчал маленький белый плеер. Какой же взрослой стала Наташа. И красивой. Никого красивее я еще не встречал ни в Италии, ни здесь, в России.

Может быть, зря я тогда…

– Ай, блин!

Оглушительный крик вырвал меня из размышлений. Отлипнув от дерева, я принялся озираться по сторонам, ища его источник, и, найдя, раскрыл рот от удивления.

На меня, выпучив глаза, смотрел Макс. К нему решительно шла Наташа, но он видел только меня. Пока что.

– Снегов! Какого лешего ты тут орешь на всю ивановскую?!

Макс хотел было что-то ей ответить, как его лицо вдруг исказила гримаса боли, за которой последовал новый крик.

– Отцепите от меня эту дрянь! – завопил Снегов, тряся ногой, к которой прилип белый пушистый пес.