– У этих господ хватило дерзости взглянуть на мой портрет, Алисия? – с шутливым негодованием воскликнула миледи. – Байковое покрывало они сбросили на пол, а перчатку забыли на ковре. Полюбуйся!
И она показала падчерице толстую перчатку для верховой езды. Это Джордж, глядя на портрет миледи, обронил ее и, уходя, не вспомнил о пропаже.
– Схожу-ка я в «Солнышко» и приглашу молодых людей на обед, – сказал сэр Майкл, появляясь на женской половине дома.
В этот сентябрьский день миледи не могла усидеть на месте и заняться чем-то одним. То пальчики ее нетерпеливо бегали по клавишам рояля, разнося по дому звуки блистательных вальсов и бравурных итальянских пьес; то сама она нетерпеливо бегала в сад с серебряными ножницами для рукоделия, вообразив, что ими можно подстричь клумбу; то снова и снова она бежала в гардеробную и, вызвав туда Фиби Маркс, в третий или четвертый раз приказывала ей расчесать себе локоны. И в то время как миледи искала развлечения в этой нескончаемой суматохе, наши молодые герои медленно брели вдоль ручья, пока не нашли тенистый уголок, где вода была глубокой, а течение спокойным, и ветви ив, длинные, как девичьи косы, ниспадали прямо в журчащий поток.
Джордж Толбойз тут же забросил удочку, а Роберт, расстелив на траве дорожный плед, лег, растянувшись во весь рост, и, надвинув шляпу на глаза, уснул сном младенца.
То, чем был занят Джордж Толбойз, также не имело ничего общего с рыбной ловлей. Он глядел, глядел, глядел перед собой отсутствующим взглядом, и серебристые обитательницы прозрачных глубин чувствовали себя в полной безопасности: Джорджу Толбойзу не было до них никакого дела. Когда церковные часы пробили два, он отложил удилище в сторону, резко встал и решительно зашагал прочь от места этой странной рыбалки, оставив Роберта Одли дремать в одиночку, что, согласно привычкам вышеупомянутого джентльмена, должно было продлиться никак не менее двух-трех часов. Пройдя с четверть мили, Джордж перешел деревенский мостик и двинулся через луга в усадьбу Одли-Корт.
Судя по всему, птицы нынешним утром напелись досыта и порядком устали, потому что в эту пору дня в округе не слышно было ни звука. Быки и коровы, следуя примеру Роберта Одли, лениво дремали на лугу. Сэр Майкл еще не вернулся после утренней прогулки. Мисс Алисия ускакала куда-то час назад на своей гнедой кобыле. Слуги обедали, собравшись в задней комнате. Миледи прогуливалась с книгой в руках по тенистой липовой аллее. Никогда еще старое серое здание не воплощало в себе столько покоя и умиротворения, как в этот погожий день, когда Джордж Толбойз, миновав лужайку, позвонил в крепкую дубовую дверь, обитую железом.
Слуга, открывший дверь на его звонок, сообщил, что господ сейчас нет дома, и Джордж, обескураженный, ушел, не оставив визитной карточки или записки.
Леди Одли вернулась домой через полтора часа, но не со стороны липовой аллеи, а с прямо противоположной стороны. В руках у нее была открытая книга. Она шла, что-то напевая про себя.
Алисия только что закончила прогулку верхом и сейчас стояла в дверях. Рядом помахивал хвостом громадный ньюфаундленд.
Пес, не любивший миледи, обнажил зубы и глухо зарычал.
– Отгони прочь это ужасное животное, Алисия! – с раздражением воскликнула леди Одли. – Собака знает, что я боюсь ее, и ведет себя, как ей вздумается. А еще говорят, что псы великодушны и благородны. Какое уж тут благородство! Тихо, Цезарь! Я ненавижу тебя, ты – меня; где-нибудь в темном узком переулке ты бы непременно вцепился мне в горло, не так ли?