– Сейчас на Фигтри-Корт не бог весть как весело, – задумчиво промолвил Роберт, – но, полагаю, там сейчас лучше, чем здесь. Там, во всяком случае, до ближайшей табачной лавки – рукой подать.

Джордж Толбойз, приехавший в Эссекс лишь по настоянию друга, не стал возражать.

– Пожалуй, я бы с радостью вернулся в Лондон, – сказал он. – Мне пора ехать в Саутгемптон: я не видел моего маленького уже целый месяц.

Джордж всегда называл сына «мой маленький», и всегда он говорил о нем скорее с печалью, чем с надеждой. Мысли о мальчике приводили его в смятение: ему казалось, что тот никогда не полюбит его. Хуже того, какое-то неясное предчувствие говорило ему о том, что он не доживет до того времени, когда маленький Джорджи станет взрослым человеком.

– Я, в общем-то, не романтик, Боб, – заметил он, – и за всю свою жизнь я не прочел ни единой стихотворной строки, которой бы я не воспринял как пример многословия и пустозвонства, но после смерти жены меня не покидает чувство, что я подобен человеку, стоящему на длинном пологом берегу, и страшные скалы, вздымаясь надо мной, хмурятся у меня за спиной, между тем как прилив медленно, но верно подкатывает к моим ногам. С каждым днем он подкатывает ко мне все ближе и ближе, этот черный, безжалостный прилив, но он не обрушивается на меня с оглушительным ревом, не швыряет на песок могучим толчком, нет, он крадется ко мне исподволь, вкрадчиво, по-воровски, готовый накрыть меня с головой именно тогда, когда я меньше всего думаю о смерти.

Роберт Одли взглянул на друга с безмолвным изумлением. Последовала долгая пауза. Наконец, Роберт пришел в себя и печально промолвил:

– Джордж Толбойз, насколько я понял, ты чересчур плотно поужинал. Такое бывает, когда отведаешь на ночь холодной свинины, особенно если она недожарена. Право слово, тебе нужно сменить обстановку, тебе нужны живительные ветры Фигтри-Корт и успокаивающая атмосфера: ты накурился сигар хозяина нашей гостиницы. В них-то все и дело!

Как бы там ни было, но полчаса спустя они встретили Алисию – она была верхом – и объявили ей о своем намерении покинуть Эссекс рано утром следующего дня. Молодую леди весьма удивило и обескуражило их решение, и именно по этой причине она сделала вид, что ей это в высшей степени безразлично.

– Быстро же тебе наскучило в Одли, Роберт, – беспечно сказала она, – и это понятно: никаких иных друзей, кроме родственников, проживающих в Одли-Корт, у тебя здесь нет, а вот в Лондоне… Там тебя окружает шумное и веселое общество, там…

– …там я покупаю хороший табак, – перебил кузину Роберт Одли. – У вас тут прекрасные места, но когда куришь высушенные капустные листья, Алисия…

– Одним словом, вы действительно решили уехать отсюда завтра утром?

– Бесповоротно, утренним экспрессом, что отходит в 10.50.

– Тогда леди Одли не будет представлена мистеру Толбойзу, а мистер Толбойз потеряет шанс увидеть самую красивую женщину Эссекса.

– В самом деле… – запинаясь, промолвил Джордж.

– У этой самой красивой женщины не будет ни малейшего шанса услышать хоть слово восхищения из уст моего друга Джорджа Толбойза, – сказал Роберт. – Сердцем он сейчас в Саутгемптоне, где живет его сын, маленький мальчик ростом по колено Джорджу. Мальчик называет его «большим джентльменом» и требует от него леденцов.

– Я собираюсь написать мачехе, отправив ей письмо вечерней почтой, – сказала Алисия. – Я получила от нее весточку, где, в частности, она просит дать ей знать, сколь долго вы пробудете в Одли, с тем, чтобы, вернувшись домой вовремя, не упустить возможности принять вас у себя.