Не осталась в стороне и всегда отличавшаяся активной деятельностью и настырной заботливостью Мария. Ко всеобщему удивлению, она вовсе вызвалась добровольно остаться на время в селе, чтобы помочь решить всевозможные бытовые вопросы, а также придирчиво следить за графиком тренировок и так необходимой фазовой практики, тем самым позволив не отвлекаться от подготовки к турниру по мелочам. Несмотря на то, что ее простые доводы сильно рассмешили Нильса, поспорить с ними было действительно сложно. В этот хитрый и кем-то тщательно продуманный момент несчастный Томас начал подозревать, что его жизнь в некоторых личных аспектах начинает легонечко заворачивать на какую-то определенную дорогу и ходу обратно может уже не быть. Однако он тоже не стал спорить с рассудительной девушкой, так как впервые смог по-настоящему оценить преимущества Марии на фоне сельских женщин, которых он привык видеть последнее время.

Чистая, как безоблачное небо, ангельски белокожая, чертовски фигуристая от природы и доведенная до совершенства благодаря фазе, она впервые заметила, как пускающий слюни Томас смущается, украдкой бросая стеснительные взгляды на ее шикарное, облегающее верхнюю часть тела, платье с декольте строго-настрого запрещенной в Парфагоне глубины. Естественно, почувствовав коварное преимущество и неодолимую силу, она искусно делала донельзя серьезный, деловой и незаинтересованный вид, будто речь шла вовсе не о Томасе, который словно был ей совсем неинтересен. Этим она окончательно сбила его с толку, как это с самого рождения хорошо умеет абсолютно любая настоящая женщина.

Насытившиеся и полностью расслабленные от отнюдь не сухого вина гости решили остаться на ночлег у кузнеца, чему были несказанно рады хозяева дома. По удивительному стечению обстоятельств именно Марии не досталось свободной комнаты, а в соседских домах ей было страшно спать без должной рыцарской охраны. Обрадовавшемуся Томасу ничего не оставалось, как предложить эту ночь, одну-единственную и исключительную, остаться в его скромной комнате, где кроме одного соломенного матраса на полу практически ничего не было, если не считать стопку книг в углу и висящую на стенах военную амуницию. Единственным украшением, как считал Томас, был видавший виды склеенный плакат с неуклюже нарисованным рыцарем, прокалывающим мечем четырехрукого мутанта.

– Ты только не приставай к нему. Поняла? – нарочито серьезно попросил подвыпивший Нильс, зашедший пожелать доброй ночи. – Ни в коем случае!

– Конечно! Что вы?! – предательски покраснела Мария.

– Серьезно. Не прикасайся даже. Я знаю вас, баб!

– Ну, что ты говоришь? – попытался вмешаться Томас.

– Вырастишь – поймешь, – весело подмигнул Нильс. – Но советую тебе все равно сейчас не расслабляться. Всё. Всем спать. Это приказ! Пам-па, па-па-пам…

Выходя, поющий трибун сам громко захлопнул за собой дверь, за которой послышались его тяжелые удаляющиеся шаги, сотрясающие стены. В освещенной догорающей свечой комнате повисла неловкая тишина. Из открытого окна доносилось пение сверчков и дул теплый летний воздух, наполненный колоритными ароматами леса и села. Смущенные молодые люди молча стояли друг напротив друга и не знали, как нужно вести себя дальше.

Неопытный в таких взрослых ситуациях Томас неожиданно растерялся и заволновался больше подруги, понимая, что именно он должен что-то предпринять. На его счастье, природа сама решила эту проблему, и некое внутреннее чутье подсказало аккуратно взять Марию за нежную ручку и медленно подвести к окну. Там, плотно прижав ее к себе за чувственную мягкую талию, он томно шепнул самые правильные для такого случая слова: