– Я училась у тебя, мой князь.

***

Тонкое одеяло не грело. Я проснулась от холода и села на кровати, прислушиваясь к бою часов. Шесть. Скоро приедет Алексей.

Город уже начал просыпаться. Хлопали ставни, во дворе кололи дрова, звенели пока еще пустые ведра. Солнце медленно вставало, первые лучи поливали дома желто-красной краской. Я надела платье и подошла к окну. Повернула ручку на деревянной раме, отворяя створки. Сырой воздух ударил в лицо.

Сейчас, в предрассветных сумерках, когда сон и явь плотно переплетаются между собой, даже отъявленные скептики видят волшебство. Усесться бы на жестяную крышу и смотреть, как вместе с утренним солнцем заглядывает в город пока еще робкая … весна.

«Странная тяга к открытым пространствам», – говорил Алексей.

Особняк Милевских огромен. Прекрасная столица лежит передо мной, словно большой игрушечный макет.

– Простудишься, – горячие губы у самого уха. – Иди в дом, мой ангел.

– Не хочу.

– Государь изъявил желание увидеть тебя, – расшитая розами шаль ложится на плечи.

– Зачем?

Алексей молчит, я сбрасываю накидку и полной грудью вдыхаю холодный и влажный весенний воздух.

– И сойдет на землю ангел, и очистит скверну синий огонь… – цитирует он по памяти строки писания. – На допросе твой отец рассказал об открывшемся даре у дочери. К счастью, ему хватило ума указать на Ольгу.

Ветер бьет в лицо, но слова князя больнее. Я поворачиваю голову и смотрю на его чеканный профиль. Милевский зло смеется, и от этого смеха страх железной ладонью сжимает горло.

Господи, я ведь не ангел, совсем не ангел, так почему ты выбрал меня?!

Я замираю, свожу ладони, удерживая страшный дар в руках. За несколько сотен лет мы забыли о чуде. Но люди помнили, что бог своей волей выбирает наместника на этой земле. Благословенное синее пламя не причиняет истинному государю вред. Только кто же добровольно уступит власть?

Может быть, ангелы приходили? Может быть, их давно распяли на крестах?

– Какая ирония: любимица государыни – символ революции, – кривится Алексей. – Ведь старшая Шувалова, как лучшая выпускница курса, была лично представлена царской семье.

– Хватит! – кричу я, закрывая уши, но всё равно слышу ядовитые слова:

– Она и умерла, чтобы не расстраивать покровительницу. – Алексей поднимает упавшую шаль и бросает, прежде чем уйти: – Не забудь это подтвердить.

Встреча не состоялась. Я слегла с горячкой. С того дня Милевский запретил мне выходить на крышу. Унизительно, да только мне не привыкать.

Я поправила бессменное форменное платье. Как это ни смешно, оно придало мне уверенности перед поездкой. Символ мнимой независимости, некрасивый и не женственный – антипод тем платьям, что дарил Алексей. Собралась и, обувшись, накинула мамин платок поверх пальто, посмотрелась в зеркало.

Всё та же. Простой человек. Слабый, терзаемый сомненьями и страхами. Не ангел, совсем не ангел… жаль.

Утреннее солнце осветило темный коридор. Я окинула взглядом скромную обстановку: деревянная вешалка, выкрашенный белой краской дощатый пол, большой сундук, запертый ржавым замком. Улыбнулась валенкам у высокой двери, они сиротливо стояли в самом углу. Захлопнула небольшой саквояж, погладив его мягкую кожу – последний подарок Насти, маленькая памятная карточка так и осталась где-то на дне. Вышла из квартиры и аккуратно закрыла дверь.

Большой металлический ключ не хотел попадать в замочную скважину, словно отказывался выполнять свою работу и сговорился с дверью – не отпускать квартирантку. Глупости – то дрожали мои ладони.

Розовое утро стучалось в высокие окна, будто мелкий воришка проникало сквозь щели и подсвечивало пыльный туман парадной.