И всё бы ничего, если бы матушка не решила, что глава рода обязательно должен быть образцовым семьянином, дабы личным примером вести молодое поколение всех ветвей рода Даттон в светлое будущее. Следовательно, этот самый будущий глава должен быть хотя бы женат! И вот тут я упёрся, проявляя знаменитое упрямство, характерное для всех мужчин нашей семьи. Дед говаривал, что раньше, когда во главе государства стоял король, а не парламент, его величество часто с одобрением говорил: «упрям, как Даттон». Как по мне, так это не самый удачный комплимент, зато очень близко к правде.
Вот и сегодня она выманила меня из дома под предлогом своего плохого самочувствия, и я, как мальчишка, купился. А когда приехал и увидел матушку бодрой, энергичной и полной всевозможных идей по поводу устройства моей личной жизни, понял, что дело плохо. Попытки отговориться делами результата не дали.
– Мелисса Карингтон – милейшая девушка, и я, право, совершенно не понимаю, почему ты отказываешься познакомиться с ней поближе?
Тут матушка с упрёком посмотрела на меня и осуждающе поджала губы, видимо, рассмотрев на моей физиономии отсутствие какого-либо желания становиться жертвой абсолютно незнакомой мне девицы. Нет, имя я, конечно, слышал, но какая именно из бело-розового цветника девушек на выданье, который можно наблюдать на каждом приёме, и есть чудесная Мелисса, я не знал. И, что характерно, знать не стремился.
– Она прекрасно воспитана, – продолжила матушка рекламную кампанию, – очень хорошо играет на скрипке и на фортепиано, пишет стихи и даже, кажется, прозу. Совсем недавно кузина Лионелла говорила, что романтические рассказы юной Карингтон пользуются большим успехом среди читательниц.
– Какой ужас, – совершенно искренне сказал я, но, заметив гневные искорки в глазах матери, поспешил исправиться, – в смысле – какой кошмар, что я недостоин такой одарённой девушки! А я наверняка недостоин, точно тебе говорю! Я и стихи не люблю, и к прозе достаточно равнодушен… Особенно к романтической!
– Полюбишь, – тоном, не допускающим возражений, припечатала баронесса Даттон, – куда ты денешься, Мэтью! Моё терпение кончилось: или ты добровольно начинаешь ухаживать за Мелиссой, или я завтра же перееду к тебе и начну методично превращать твою жизнь в кошмар. Ты меня знаешь, я сумею!
Я замер, так как такого коварства не ожидал даже от матушки. При этом не вызывал ни малейших сомнений тот факт, что она вполне в состоянии воплотить угрозу в жизнь. Тогда мне останется одно – бежать из собственного дома куда глаза глядят. Впрочем, и это не гарантировало мне спасения от брачных уз, всерьёз замаячивших на горизонте.
– Мелисса… – начал я, почёсывая кончик носа, кстати, вполне себе аристократичного, фамильного, – это такая светленькая? Да? С кудряшками?
– Святая Бенедикта, и в кого ты у меня такой бестолковый? – задала матушка риторический вопрос, так как вряд ли она всерьёз рассчитывала на то, что богиня, ответственная за благополучие семейного очага, отзовётся и прояснит ситуацию.
– В папу? – подсказал я, получив в ответ сердитый взгляд.
Дело было в том, что отец, предпоследний (восемнадцатый) барон Даттон, был человеком весёлым, своенравным и рискованным. К тому же с юности и до последних дней он отличался пылкой любовью к прекрасному полу, за что, собственно, и был убит на дуэли очередным ревнивым супругом. После этого прискорбного случая парламент быстренько запретил поединки, отчего их не стало меньше, зато в казну тонким, но непрерывным ручейком потекли деньги, полученные от штрафов.