– Поди сюда и верблюдов с собой веди, – донёсся до меня его зов.

«Быстро я из госпожи в служанку превратилась», – подумала я и осталась сидеть в седле. Пусть верит, что везёт слабую, изнеженную девицу, которая носа из женской половины дома никогда не высовывала. Вот не могу я без помощи мамок-нянек шагу ступить, потому буду капризничать и вредничать.

Главное, личико поглупее сделать.

Если он собрался меня продать, то ничего плохого сделать не посмеет – ценность упадёт в разы, и он много потеряет.

– Что ты медлишь? – из проёма высунулось голова моего похитителя.

– Помоги мне! – самым высокомерным тоном, какой только смогла изобразить, заявила я.

Абд, бурча себе под нос что-то нелестное о бесполезных девках, приказал верблюду лечь на землю и подал руку, чтобы я не упала, запутавшись в накидке.

– Иди внутрь. Сейчас животных туда заведу, чтобы погоня нас не увидела.

Обернулась как бы поправить капюшон, сползающий с головы, и увидела, что наёмник водит палкой в локоть длиной по следам нашим. И сглаживается песок, словно давно уже не тревожил его никто.

Так вот почему время от времени отставал Абд, позволяя моему верблюду впереди ехать. Следы наши стирал.

Никто мне не поможет.

Самой выбираться придётся. А как?

Просто сбежать – вряд получится. Догонит, свяжет или опоит опять, тогда и вовсе надежды не будет. Обезвредить здорового воина могу только во сне.

И опять вопрос: как?

Мы сидели с отцом на пушистом ковре под чинарой. Яркие звёзды в бархатной темноте неба висели так низко, что казалось,протяни руку и собирай, как ягоды в ладонь.

– Отец, почему девочек не берут в школу? – сколько уже времени прошло с того злосчастного дня, как отец оставил меня дома, но никак не могу смириться с этим.

Сладкий кальянный дым струйкой уплывал вверх, исчезая в густой листве старого дерева. Отец не спешил с ответом. Со вздохом отложил мундштук, отодвинул подушку.

– Знаешь ли ты, пэри моего сердца, чем занимаются танцоры после школы?

– Сражаются!

– Детка, – вздохнул отец и положил мне на плечо тяжёлую руку. – Они убивают. Именно этому учат в моей школе. Далеко не каждому дано легко, без угрызений совести и боли в сердце лишать жизни себе подобных. Вот скажи: недавно тётя Гарам приютила котёнка...

– Ой, он такой хорошенький! Знаешь, у него глазки голубые. Тётушка говорит, они недавно открылись и позже станут другого цвета. Смешной такой, трогательный…

Отец терпеливо выслушал мои восторги, а потом жёстко спросил:

– Сможешь ему голову отрезать?

– Что? – Я почувствовала, как задрожали губы и глаза защипало от слёз. – Зачем? Он же маленький, беззащитный и зла никому не делает.

– Тише, тише, девочка моя, – обнял меня отец. – Не хотел, чтобы ты плакала, хочу лишь, чтобы поняла: танцор – это не для всех. И не только по способности двигаться, но и по убеждениям. Не желаю, чтобы твоё сердце стало холодным и не отзывалось на любовь, добро и красоту. Часто, закончив мою школу, мальчики становятся бессердечными. Иначе не смогут они стать мастерами.

– Поэтому ты так часто прикладываешь руку к сердцу? Тебе жаль тех, кого ты убил?

– Кого-то жаль, кого-то нет. Когда молодым был, не думал об этом, но с каждым годом всё труднее не вспоминать, – отец затянулся ароматным дымом кальяна. – Ты поняла, почему девочек не берут в школу?

– Кажется, да… В книге «Трактат о жизни» написано, что женщина – это жизнь. Поэтому пока она женщина, её необходимо беречь, что бы ни случилось. Но когда она теряет себя, то теряется и ценность её.

– Какие серьёзные книги ты читаешь, птичка моя, – засмеялся отец, целуя меня в макушку.