Я не могу смотреть память из настоящего, могу только прошлую. Что Крылова чувствовала пока была со мной? Что испытывала? О чем говорил Ян? Я не могу видеть память моложе месяца, но зато умею доставать очень глубокую и даже скрытую от самого носителя. Иксом владеют не все маги памяти. Даже у Зимовского нет такой способности, как у меня. Но зато он сильнее и выносливей, потому что маг третей степени, а еще – отлично делает копии пакетами, которые может только перемещать. Прочитать эти пакеты он не может. Да и прекрасно читает настоящее, но только, если добровольно отдают. А читать мысли иногда очень полезно.

Дружба тоже оказалась под прицелом. На сложном задании Зима вдруг отказался зачищать объект. Что-то говорил о том, что знает парня и не может навредить – потому пришлось мне. Шефу было все равно, кто кого знает: задание есть задание. Тогда Ян и ушел от Мнемонов, не смог простить мне. Да, мне нет оправдания. Я просто пытался выжить. Почти у каждого были ниточки прошлого, за которые дергал Верхний. Ниточки, которые были слишком важными. И было проще выполнять указания, чем пойти против и позволить главному распутать клубок, выпустив наши скелеты из шкафа. Тогда бы мир погряз в ужасе и мраке. Я бежал от одного изверга, а получил другого, еще более жестокого. Но так хотя бы мог жить с надеждой на будущее.

Темнота опускается плавно и незаметно. Она сдавливает голову и смыкает веки. Я не чувствую холодный пол и прострелы в позвоночнике ожидаемо затихают. Сломал я себя. Не только морально, но и физически. Эту куклу больше не исправить. Боль стала настолько сильной, что сознание отключилось, защищая себя.

Брожу по грани иллюзии в поисках выхода. Запах Виктории проникает в легкие так настойчиво, что мне кажется нет ничего слаще, чем этот пряный аромат. Он, словно заставляет выныривать из тьмы и цепляться за настоящее.

– Сейчас бы хоть каплю сил, – выдыхаю и откидываюсь назад, больно ударившись о стену головой. Перед глазами все идет рябью. Грань рвется, и я, кажется, проваливаюсь в небытие.

Веки трепещут и я жду очередного грохота или полной темноты. Навеки.

Неожиданно вспыхивает свет, больно ударив по глазам. Тело Вики разогревается и жжется через одежду.

К мышцам медленно возвращается чувствительность. Я пытаюсь пошевелиться, и у меня получается. Мощными толчками приливает сила. Щиплет позвоночник. Магический импульс складывает сегменты косточек и строит новые нервные окончания. Открываю глаза. Небольшая площадка, где мы упали, засвечена оранжевым ярким сиянием.

Крылова светится изнутри, словно в нее вживили тысячи диодов.

– Вик! – выдыхаю я, уже не сдерживая свое изумление. – Посмотри на меня!

Крылова хрипит и приподнимается на руках, но глаза не открывает. Ее потряхивает, а затем в один миг все гаснет и мы окунаемся в гудящую темноту. Голова девушки безвольно падает мне на грудь, волосы застилают глаза. От них пахнет яблоком.

Что за хрень? Я никогда такого не видел. Неужели Вика раскрылась? Проверить это можно только заглянув в нее. По доброй воле и в распахнутые глаза.

Смеюсь в потолок и чувствую, как катятся по щекам слезы счастья. Не заслуживаю я тебя, Крылова.

28. Глава 27. Ненавидеть всегда легче

Я вскакиваю и больно ударяюсь локтем. На меня падает потолок. Прикрываюсь нелепо ладонями. Голова кругом. Прищуриваюсь.

Купе, дряблые шторы на окне, на столе вода в высокой баклажке и сверток с едой. Тихий стук колес, и поезд, будто в колыбели, качает.

На противоположном сидении никого нет. Только на крючке висит мужская ветровка цвета хаки. Верхние полки опущены, но там тоже пусто – как бублики, выглядывают в проход скрученные матрацы. В воздухе плавают утренние пылинки, на которых, как крохотные наездники, летают крупицы солнца.