– Наше счастье, Дмитрий Платоныч, – сказал командарм, – что у немцев тоже силёнки ослабли и они своими передовыми частями ещё не обшарили наш так называемый фронт как следует. Вы представляете, какой мы подарок преподнесём фон Клюге, если ему на стол их разведка таки выложит реальную картину нашей обороны? Фланги необходимо сомкнуть немедля. Выстроить единую линию обороны. А пока… Какая мы армия? Дерёмся как придётся, несколькими несогласованными ослабленными группировками, которые и группировками-то назвать трудно. Под постоянной угрозой изолированного их поражения.

Фланги, думал комбриг, какие там фланги, когда в дивизиях катастрофический некомплект, когда в полках в лучшем случае до полнокровной роты штыков, когда для пополнения не хватает винтовок, а для винтовок, которые есть в наличии, нет патронов, когда для артиллерии на сутки отпущен лимит в два-три выстрела, а немец всё давит и давит.

– Не хватает винтовок, вы говорите? – переспросил его командарм, когда они возвращались в штабную землянку в Яковлевское от Лизюкова из 1-й гвардейской мотострелковой дивизии.

– Так точно. Вот смотрите, Михаил Григорьевич, – комбриг наконец пересилил себя и назвал командующего по имени и отчеству, и тот отреагировал на это спокойно и естественно, как если бы они давно так называли друг друга. – Вот, смотрите, по моим записям: в сто семьдесят пятом полку при тысячи пятистах пятидесяти семи бойцах списочного состава винтовки имеют только тысяча триста семь бойцов. Восемьдесят девять автоматов. Таким образом, некомплект составляет сто двадцать три винтовки. Если учесть, что пополнение прибывает практически безоружным…

– А в шестом мотострелковом? Что там? Мне показалось, в шестом толковый командир.

Комбриг полистал блокнот:

– Так, шестой мотострелковый полк… Рядового состава – тысяча четыреста восемьдесят шесть штыков. Винтовок – две тысячи четыреста пятьдесят пять. Двадцать три пулемёта, тринадцать огнемётов и семьдесят семь автоматов.

– Вот видите! У них даже запас!

– Возможно, часть этого избытка трофеи, Михаил Григорьевич.

– Немецкими винтовками тоже можно воевать, – сказал командарм. – Заготовьте приказ о том, что каждый боец будет головой отвечать за свою винтовку, автомат, пулемёт. И каждый командир подразделения ежедневно и в обязательном порядке после каждого боя обязан проверять наличие личного оружия. Уверен, что в шестом полку эта практика уже заведена. Кто там командир?

– Полковник Гребнев.

– Надо обязательно отметить это в приказе. Беречь личное оружие.

После этих слов командарм не проронил ни слова. До Яковлевского они доехали молча.

В Яковлевском в просторной штабной землянке их ждал начальник штаба армии генерал-майор Кондратьев.

– Давайте карту, Александр Кондратьевич, – с порога приказал командарм.

Они придавили керосиновыми лампами развёрнутую карту района, отметили участки, занимаемые дивизиями и 151-й бригадой.

– Вот такая картина, Александр Кондратьевич, – командарм бросил на карту красный карандаш. – Что предлагаешь?

С Кондратьевым командарм был на ты. Они быстро сошлись. Сразу приступили к делу, понимая, что им, и тому, и другому, доверено очень многое и что в Ставке от них ждут одного: чтобы Наро-Фоминск, из которого их практически выдавили, был в ближайшие сутки отбит, чтобы фронт во что бы то ни стало держали на прежнем рубеже и чтобы Киевское и Минское шоссе, оказавшиеся в полосе их обороны, были надёжно закрыты.

В землянке повисла мёртвая тишина.

– Что, товарищи офицеры, никто из вас не решится произнести очевидного? – нарушил молчание командарм и посмотрел вначале на своего первого заместителя, потом на начальника штаба.