13. Глава 12

В пятницу вечером, когда рабочий день был закончен, Вера покинула особняк Покровских и отправилась в свою московскую квартиру. Она одновременно любила и не любила сюда приезжать: здесь прошло ее детство, такое счастливое и безмятежное, но здесь же и произошла катастрофа, изменившая их жизнь, перевернув все вверх дном. Теперь в доме на Бауманской Веру никто не ждал. Все здесь напоминало тот ужас, ту безысходность, в которую когда-то счастливая квартира скатилась со скоростью выпущенной пули. Но не приезжать домой Вера не могла. Проводить выходной в особняке Покровских не хотелось, да и запрещено это было. Вся прислуга у Покровских имела только один плавающий выходной в неделю. Анна Сергеевна требовала, чтобы они проводили его где угодно, но только не под ее кровом. Она считала, что если уж взяли выходной, то нечего слоняться на виду у всех без дела. Однажды, когда Вера только начала работать у Покровских, домой она не поехала, решив тихо-мирно посидеть в своей комнате в особняке. Анна Сергеевна застала ее на кухне, когда девушка завтракала:

— Вера, — ледяным не предвещающим ничего хорошего тоном сказала хозяйка. — Вы тут расселись, бездельничаете, а Володя завтрака никак не дождется.

— Анна Сергеевна, я сегодня выходная, — попыталась оправдаться девушка.

— Выходная? Тогда почему вы еще здесь?

— Мне не хотелось ехать домой.

— Если вам нечем заняться в собственный выходной, то отнесите Владимиру Владимировичу завтрак в его кабинет. Да поживее!

Вера вскочила с места.

— А потом наведите порядок в его спальне и в моей тоже, — уходя бросила Анна Сергеевна.

И весь выходной Вере пришлось провести в делах. Спорить с хозяйкой было бесполезно: можно было лишиться хорошего места. А тогда, четыре года назад, именно работа у Покровских стала для Веры спасением, как и для ее матери, на содержание которой в клинике, где Мария Борисова находилась под постоянным врачебным надзором, требовалось немало средств.

Домой на Бауманскую Вера приехала уже затемно. Квартира встретила ее стылым воздухом и затхлостью давно непроветриваемого помещения. Вера тут же бросилась к окну в большой комнате и распахнула его настежь. Потом она сняла свою рабочую униформу и отравилась в душ. Анна Сергеевна не позволяла прислуге ходить по дому в обычной одежде, даже если они, в свой выходной, просто шли на выход. Также не терпела распущенных волос или косметики. Форма у всех была одинаковая: простое темно-серое платье чуть ниже колен с передником, зимой — точно такое же платье, но с длинным рукавом. Часто женщины, работавшие у Покровских, шушукались, смеялись над хозяйкой: та, мол, знает, что муж ее охоч до женщин, вот и боится, что Покровский позарится на прелести какой-нибудь горничной. Оттого и требовала, чтобы все они одевались в невзрачную униформу, делали одинаковые, не красившие их прически, и не дай бог кому-нибудь подкрасить губы! Наташу, работавшую в особняке в начале лета, уволили именно за это: Анна Сергеевна заметила, что девушка накрасила ресницы. Хозяйка была деспотична.

— Зато платит хорошо! — философски замечала Оксана, прослужившая у Покровских дольше всех остальных домработниц. Вера с ней соглашалась.

Девушки, покидая работу перед выходным, приноровились переодеваться в домике охраны, который находился сразу же за воротами особняка. Молодые охранники, напоминавшие амбалов из лихих девяностых, над ними посмеивались, но в домик пускали, вежливо выходя на улицу, чтобы девушка могла спокойно снять свою униформу и переодеться в повседневное. Вера иногда тоже так делала, но чаще, вот как сегодня, просто снимала передник и ехала домой прямо в рабочем платье.