– Ты правда не злишься, что пришлось мыть машину? – отпила Аглая кофе из большого пластикового стакана.

– Нет. Это же ребенок.

И мысленно добавил "мой".

Мой ребенок. Эти мысли крутились в его голове не переставая. Моя дочь.

Он смотрел, как она, вцепившись в булку обеими руками ест бургер, как, издавая характерные звуки, пьет через трубочку колу, как улыбается ему измазанным соусом ртом. Смотрел и пытался понять, что чувствует. Как себя ощущает в новом амплуа. И понимал, что никак не может нащупать "ту самую" ниточку, и от этого чувствовал себя каким-то бракованным, что ли…

– Вообще, я против этого всего, конечно, – кивнула Веснушка на их "поляну", – не самая полезная для ребенка еда.

– А по-моему, ей нравится.

Разговор почему-то не клеился. Он так много готов был сказать ей в машине, и так мало шло в голову сейчас. А поговорить было нужно – открыто, не утаивая никаких претензий.

Он хотел спросить, почему же она в буквальном смысле послала его тогда, почему вдруг резко стала холодной. Что изменилось? Ведь чувства никуда не ушли, в этом он убедился. Тогда почему?

Ерунда какая-то.

Конечно, все, что набрали, они не съели, оставив на подносе половину заказанного. Зато ребенок был сыт и доволен, совершенно забыв о том, что совсем недавно ей было не слишком хорошо.

– Побудешь с ней минуту, ладно? Я быстро, – смущенно отчиталась Аглая и двинулась в сторону указателя WC.

Артур проводил ее долгим взглядом, а потом переключился на Валюшу: та изначально отказалась от детского стула и сидела на самом обыкновенном взрослом, чувствуя себя, судя по виду, именно таковой.

– Ты у мамы друг номер один, – жуя фри, серьезно сказала она, и бровь Вишневского удивленно взметнулась вверх.

– Серьезно? А кто номер два?

– Дядя Валя.

– А почему номер один именно я?

– Потому что мама сама так сказала, – и все это с таким видом: "какие же глупые вопросы вы, взрослые, иногда задаете". И только Артур собрался задать еще пару глупых наводящих, чтобы бессовестно выведать у ребенка мамины секреты, как Валюша уже потеряла к нему всяческий интерес – теперь она с горящим взглядом смотрела в окно. – Кошка!

– Где?

– Вон! – крошечный пальчик бесцеремонно указал куда-то в даль.

Вишневский посмотрел в нужном направлении и увидел сквозь стекло на улице рыжего лохматого кота.

Не раздумывая и секунды девочка сползла со стула и побежала к выходу, Артур глазом моргнуть не успел…

Побежала и, конечно, попалась под ноги здоровому детине, который нес перед собой полный полнос бигмаков и колы.

– Эй, какого хрена? – выругался бородатый переросток, чем напугал девочку – Валюша пулей отбежала назад, спрятавшись за ногу уже подорвавшегося с места Артура.

– Полегче с выражениями, это всего лишь маленький ребенок!

– Надо лучше следить за своими детьми! Я колой все бургеры залил, – психанул тот, ткнув в Вишневского подносом, с края которого лилась пенная коричневая жидкость. – Плати давай!

– Тон сбавь! Не видишь, ты ее пугаешь, – наклонился и, отцепив пальцы ребенка от своей штанины, неумело поднял Валюшу на руки.

Она плакала.

Не рыдала навзрыд, как он всегда считал капризничают дети, а плакала молча, совсем по-взрослому, хлюпая носом и скривив губы.

И что-то в этот момент в нем наконец-то перевернулось. Уже во второй раз. Первый – когда покупал детское кресло, и вот сейчас. Только теперь это чувство было гораздо мощнее, откуда-то из самой глубины души.

Его дочь плачет. Плачет из-за какого-то ублюдка с его сраной колой!

– Успокойся, ладно? Все хорошо, я с тобой. Тебя никто не тронет, – прошептал он, и Валюша, кивнув, обвила его шею тоненькими руками. Прижалась всем тельцем, выражая высшую степень детского доверия.