Не знаю, что ответить. Теряюсь.

— Смотрю, у вас вся семья одаренная, — единственное, на что мой язык способен сейчас.

Усмехается. Нашел повод.

— Ты сама сказала, что аборт неплохое решение проблемы, учитывая, кто отец ребенка. Я помогаю тебе обрести свободу. Радуйся и будь благодарна.

— Тогда я не знала, кто его мать, — напоминаю ему.

— Не верю, что в тебе проснулся материнский инстинкт. На это требуется больше пятнадцати минут.

— А отцовский когда просыпается? Хотя бы приблизительно?

— Что за бред? — фыркает он с брезгливостью. — Сколько недель беременности?

— Одиннадцать, — отвечаю на автомате.

— Хорошо. Успеваем.

Возможно, у меня паранойя, но кажется, я слышу зов о помощи внутри себя. Чувствую страх малыша и желание жить. Одолели бы меня похожие чувства, будь матерью другая женщина? Трудно сказать. Гораздо важнее сейчас думать о том, какая лежит на мне ответственность за маленькую, беззащитную жизнь. Моего ребенка!

Отстегиваю ремень и хватаюсь за дверную ручку.

— Останови машину! — требую агрессивно, встречно перейдя на «ты».

— Ты умом тронулась?! — орет он на весь салон, но я уже открываю дверь, намереваясь выпрыгнуть прямо на скорости.

Резко тормозит. Меня бросает вперед, а от удара о панель спасает вовремя выставленная мужская рука. Пригвождает меня к спинке кресла, уложив горячую широкую ладонь на бугор моей груди.

Оттолкнув ее, распахиваю дверь и выскакиваю на обочину.

В воздухе стоит вонь жженной резины, смешанный со свежим запахом сочной травы. И рассеивающийся в рассветных лучах дымок.

Хватаюсь за голову. Шок сменяется паникой. Я еще с трудом соображаю и не могу принимать решений, но одно знаю точно — я не сделаю аборт. Вряд ли сделала бы, даже не будь матерью этого малыша. Ведь это я дала ему шанс и негласную клятву.

— Немедленно вернись в тачку! — рычит Девлегаров, выйдя ко мне.

— Отвали! — огрызаюсь, отворачиваясь от него.

— Сейчас же!

— Иначе что? — Провокационно смотрю ему в глаза.

В них шторм. Он поглощает меня тьмой. Засасывает. Перекрывает кислород. Равиль Девлегаров презирает меня вместе с нашим ребенком. Будто это я во всем виновата. Ни он, ни его бывшая, ни мать. А я, которую загнали в угол и вынудили пойти на преступление.

— Не обостряй, — цедит сквозь зубы. Аж вены на шее надуваются. Настолько сильно он меня ненавидит. — Этот ребенок не нужен ни мне, ни тебе.

— Не говори о нем, как о паразите. Он не виноват в произошедшем. Он не просил давать ему жизнь, а потом ее отнимать.

— Тогда что ты предлагаешь?! — Он разводит руками, словно показывая мне мир, которого я лишусь, став матерью. — Перечеркнуть карьеру и свободу?! Этот ребенок — случайность! Нас с тобой не может связывать ничего, кроме работы!

— Ты сам сдавал свой биоматериал. Никто не выжимал его из тебя силой. Особенно я. Уже тогда ты должен был подумать о рисках. В конце концов, об ошибках, которые порой случаются даже в самых крутых клиниках.

— Ты слышишь саму себя? Или гормоны мозг повредили?

Однозначного ответа дать не могу. Мы сейчас оба на пределе. Именно в такие моменты люди совершают неверные шаги. Может, тупит он. В силу своей жестокости. Может, я. От испуга.

Девлегарову кто-то звонит. Он нервно сбрасывает вызов, но на той стороне не унимаются. Ему приходится ответить.

Говорит он сдержанно, почти рыком. Психует, скрипит зубами. Коротко отвечает, что скоро будет и снова переключается на меня.

— Мне нужно срочно уехать на два-три дня. В понедельник вернусь.

— Завтра-послезавтра выходные. Давай успокоимся и все обдумаем, — предлагаю я привычным деловым тоном. — Это будет сложное решение, но оно должно быть единогласным. Я тоже имею право выбора. Меня тоже обманули.