– Ну-ка, попробуем…

В последующие двадцать минут Стася занималась тем, что мазала мне губы, а потом, быстро пробормотав: «Нет, это совсем не то» – быстро уничтожала содеянное при помощи салфетки. Я сидела тихо.

– Ты даже к зеркалу не пытаешься вырваться! – с изумлением констатировала Стася, отступая на шаг и обозревая дело рук своих. – Тебе что, неинтересно? Ладно, давай-ка сделаем так…

Эта помада была в тяжелом футляре, своими обтекаемыми формами напоминавшем инопланетный летающий снаряд. Открывался он весьма хитроумно – откуда-то приподнималось крошечное зеркальце. Столбик помады оказался неожиданного цвета.

Розовый с синими искорками.

– Эй! – запротестовала я, отстраняясь. – Я что, буду с синими губами, как покойник?

– Ну, хоть какая-то реакция, – усмехнулась Стася. – А то сидишь, словно кукла. Не бойся, будешь красотка.

И она накрасила мне губы – одним махом.

– Теперь иди, любуйся…

Синих блесток я на своих губах не обнаружила, куда же они делись? Ах, вот оно что, они перекочевали в мои глаза. Иначе отчего бы они вдруг из серых стали почти синими? Да-да, совершенно точно, в глазах появился синий отсвет, а губы остались розовыми… Но не бледно-розовыми, а словно бы припухли, как…

Как от поцелуев?

– Ты разрумянилась, – с удовольствием констатировала Стася и сунула мне в ладонь приятно тяжелый футлярчик. – Бери. Дарю. Она еще и тем хороша, что даже человек без малейшего опыта в макияже, вот как ты, вполне может накраситься…

– Потому что она с зеркальцем? – поинтересовалась я.

– Ох, – вздохнула Стася. – Да не потому, что с зеркальцем, а потому, что проста в нанесении. Есть помады, которыми трудно накраситься, и еще тяжелее носить, понимаешь?

– Нет, – твердо ответила я. – Зачем тогда ими краситься? А уж тем более носить?

– Ладно, потом поймешь. Какая же ты все же темная, Аська! Слушай, я в академии даже писала реферат об истории косметики.

– В какой академии?

– В Строгановской академии, в какой же еще.

– Так ты… художница?

Я снова осмотрелась. Хаос Стасиного жилища предстал передо мной в новом свете. Оказывается, это был художественный беспорядок.

– Ну… да. Знаешь, я ведь самоучка. В академию обычно после художественного училища берут. А меня так приняли. Хотя я явно не тянула. Но свободное место было, и меня взяли. Выучилась на дизайнера. Мне даже работу предлагали хорошую. Но меня, ты знаешь, сейчас другое увлекает. Рисовать я, правда, и сейчас рисую…

– Покажи мне что-нибудь из своих работ.

– Да ну, ерунда все это. Давай лучше посмотрим мою коллекцию теней, хочешь?

Я не успела ответить – Стася достала вторую косметичку, едва ли не больше первой, и вытряхнула на стол разнокалиберные коробочки. Перебирая и открывая их, она щебетала:

– Знаешь, ведь первая губная помада появилась пять тысяч лет назад, в Месопотамии. В Египте, Древней Греции и Риме уже вовсю красились. Правда, у них там были своеобразные понятия о том, что красиво, и губная помада вся была темная, чтобы губы казались меньше. Ну, это дело вкуса. Они ее так любили, что брали с собой в загробный мир. Вообще-то не исключено, что некоторые именно из-за помады туда и попадали. В состав входили всякие ядовитые вещества, об этом даже древний врач Гален предупреждал, но его, ясное дело, не особенно-то слушали. Помаду называли поцелуем смерти, для перламутра добавляли рыбью чешую, которая, должно быть, жутко воняла и кололась – и все равно красились! Для царицы Клеопатры рабы толкли красных жуков – правда, фу? На Руси-то попроще – свеклой мазались. А на Востоке помадой только мужчины пользовались, чтобы рот в бороде выделялся. Женщинам незачем было, у них все закрыто, а вот для глаз они много чего придумали, в том числе и кохль… О-о, кохль – это вещь, я тебе потом покажу… Вообще, к помаде в разные времена по-разному относились. В шестнадцатом веке губы мазали все поголовно, и королевы и проститутки, да и помаду уже делали не настолько ядовитую. Правда, Екатерина Медичи варила со своим доверенным аптекарем Рене помаду «спешиал фо ю» – травить молодых соперниц и вообще тех, кто не угодил.