Но вряд ли.

Анжелика попросила у Воронова развод.

Муж, в принципе, оказался не против.

Но сказал:

– Детей я тебе не отдам.

Спорить с ним – себе дороже. И Анжелика воздержалась от дискуссий. Она решила выкрасть дочерей.

Воронова не было в тот вечер дома. Анжелика собрала украшения, шубы, деньги. Усадила дочек на заднее сиденье своего джипа. И пустилась в побег. Но допустила одну ошибку – забыла любимую игрушку одной из дочерей. Та устроила сцену. Она кричала и плакала так, что охрана, дежурившая у выезда из поселка, заинтересовалась машиной. Анжелика попыталась объехать шлагбаум, но скатилась в кювет, где и завязла. И всю эту картину застал вернувшийся домой Воронов.

До него дошло, что жена настроена очень серьезно, и он предложил компромисс. Анжелика могла забрать с собой одну дочь, вторая оставалась с отцом. Бывшая жена не имела права видеться с дочкой и давать о себе знать – при выполнении этого условия ей и ребенку, которого она забирала, обеспечивалось очень приличное денежное содержание.

– И она согласилась? – спросила я.

Пиво показалось мне горьким, как желчь.

– Ну да… Только не вини ее, ладно? Маме деваться было некуда. Отец все равно бы ее к тебе не пустил. Он считал, что она ничему хорошему не может тебя научить. А один ребенок лучше, чем ничего…

У меня было свое мнение на этот счет, но я решила пока его придержать.

– Воронов хотел, чтобы мать уехала из столицы, но та уперлась. Мы жили в Бутово. Квартиру он купил приличную, надо отдать ему должное…

В дверь кабинета постучали.

– Да! – сказали мы с сестрой одновременно.

Переглянулись и засмеялись.

В щель просунулась голова Глеба.

– Александрина, почему ты не берешь телефон? Александр Анатольевич звонил, спрашивал, где мы и чем заняты…

– Мне пора. – Я схватила сумку и метнулась к выходу.

– Да подожди! – закричала Анастасия. – Мы же еще даже не поговорили! Отзвонись ему, скажи, что в ресторане с подругой.

– У меня нет подруг, – ответила я.

– Сейчас Александрине лучше поехать домой, – вмешался Глебушка. – Я за нее в ответе некоторым образом… И мне попадаться из-за вас не резон. Давайте-ка вы встретитесь завтра? Я с удовольствием привезу Александрину сюда, о’кей?

Мы договорились.

Мне казалось, что Аптекарь сразу должен все понять, даже не по моим глазам, а по голосу, когда я ему позвонила.

Но он встретил нас как ни в чем не бывало. Вот Ирина – та явно что-то заметила. Она внимательная и умная, перемены в моем настроении не укрываются от нее. Ирина глядела на нас испытующе, словно хотела спросить: «Ну, как?»

И хотя я знала, что это никоим образом не относится к моей встрече с сестрой, мне все равно было тревожно. Может быть, рассказать ей? Ирина сумеет сохранить мою тайну.

Нет, пожалуй, не стоит. Пусть будет что-то, что – только мое.

Ужин в этот раз прошел еще более скомканно, чем обычно. Во-первых, я боялась, как бы Аптекарь не учуял, что я пила пиво, а во-вторых, мне не терпелось уединиться со своими мыслями…

Темные, темные у меня были мысли – чернее темного чешского пива…

Первая волна эйфории схлынула.

Я осталась наедине с беспощадной правдой.

Отец лгал мне много лет. Допускал, чтобы я ходила к пустой могиле, к кенотафу[2] в виде плачущего ангела…

А ведь я даже цветы туда носила. Зимой – парниковые розы. Весною – ландыши. Летом – ромашки. А осенью – белые хризантемы, похожие на кочаны капусты. Любимые цветы мамы.

Интересно, есть ли в Майами хризантемы?

И как она могла?

Быть может, моя сестра не поняла этого. Но я чувствовала себя проданной. Мама продала меня отцу за ежемесячное содержание – довольно солидное, как признала Анастасия.