Меня разбудил оглушительный нечеловеческий храп, от которого в буквальном смысле слова содрогались стены комнаты. Казалось, с каждым вдохом Перевозчика воздуха в комнате становилось всё меньше: йенни втягивал его в себя, словно громадный насос. На выходе же из его могучей грудной клетки, которая вполне могла заменить кузнечные мехи, воздух как будто изменял своё природное состояние, превращаясь в воду. Потому что как иначе объяснить происхождение тех громких булькающих звуков, которые издавали толстые губы Перевозчика?

Хр-р-р... Буль-буль-буль... Хр-р-р... Буль-буль-буль...

Какое-то время я ещё предпринимала попытки уснуть, то затыкая уши, то накрывая голову подушкой и натягивая на неё одеяло. Тщетно.

Храп разносился по всей комнате; стены продолжали дрожать – и я с ужасом представляла, что здание скоро рухнет, как карточный домик, и погребёт под своими обломками тех, кто надеялся обрести временный кров «В укромном местечке у дриады».

Нестерпимое жгучее желание бросить в Перевозчика подушку пришлось подавить ценой неимоверных моральных усилий. Другое – не менее сильное – желание придушить его этой самой подушкой, несомненно, было чревато для меня серьёзными последствиями.

И тогда я решилась на единственный приемлемый в сложившейся ситуации поступок. Просто на цыпочках подкралась к кровати, на которой горой возвышалось необъятное тело йенни, и тихонько – предельно аккуратно – дотронулась до его плеча. Так когда-то будила меня в школу мама. Так сделал бы любой адекватный человек, пожелавший прекратить этот ночной беспредел ради своего здорового сна.

И я, как адекватный человек, имела полное право рассчитывать на адекватную реакцию того, кого пыталась добудиться.

Как же я заблуждалась!

Вместо того, чтобы проснуться и извиниться за причинённые неудобства, Перевозчик неожиданно резко согнул ногу в колене и так же резко выпрямил её... в моём направлении. Получив удар пяткой йенни прямо в пах, я отлетела к противоположной стене со скоростью выпущенного из ракетницы снаряда. Я не успела ни охнуть, ни вскрикнуть, как от боли и шока потеряла сознание.

Трудно сказать, в каком состоянии я провела остаток ночи: в бессознательном забытье или в глубочайшей фазе сна, которая последовала за потерей сознания. В любом случае, пробуждение моё было тяжёлым.

Правда, я очень удивилась, обнаружив себя в своей постели. Посему, можно было предположить, что события прошедшей ночи мне приснились. Если бы не ноющая боль в паху и в затылке. И если бы не слова Перевозчика, которыми он меня «приветствовал»:

- Что это с тобой приключилось ночью, а? Хотела сбежать, да силёнок своих не рассчитала? – с мрачной усмешкой поинтересовался йенни.

Громила сидел на своей кровати, свесив на пол мощные, как дубовые стволы, ноги, и лениво почёсывал в вырезе куртки, надетой на голое тело, волосатую грудь. Выглядел йенни, на зависть мне, свежо и бодро. На зависть: потому что обо мне невозможно было сказать то же самое.

- Если ты хочешь знать, как мне спалось, – начала отвечать я, с трудом сдерживая злость, – то вот тебе мой ответ. Отвратительно. Чудовищно. Такого сна и заклятому врагу не пожелаешь. И всё это из-за тебя, страшилище ты неотёсанное! Образина! Циклопище! Полифем! Квазимодо! Франкенштейн!

Меня понесло – я сама удивлялась той скорости, с которой мой язык успевал озвучить всё то, что возникало в памяти. И даже когда поток оскорблений, адресованных Перевозчику, казалось, иссяк, я закончила своё «выступление» неожиданно всплывшей из школьной программы по русской литературе фразой: