– Давайте шапку, – Захар протянул руку. – Сейчас будем чай пить. Или, может, пообедаем? Вы не голодная?

Уля сняла шапку, вместе с которой снялась и резинка для волос. Волосы вольно рассыпались по плечам.

– А где моя… в смысле… бабушка… Настасья Капитоновна? – задала Уля самый очевидный в данной ситуации вопрос.

– Я ее в церковь отвез, – Захар забрал у нее и шапку. – На службу. А потом она еще собиралась в наш Дом культуры. У них там сегодня отчетное выступление.

– Чего?! – Ульяна вытаращилась на Захара.

– Настасья Капитоновна в хоре поет, – как о чем-то совершенно обыкновенном сообщил ей Захар. – У них сегодня отчетный концерт хора. Аншлаг.

Уля не могла понять, он это серьезно? Или издевается?

– Я, честно говоря, не большой поклонник хорового пения, – Захар, между тем, уже перебрался в просторную кухонную зону, отделенную от общего пространства барной стойкой. Щелкнул кнопкой чайника. – Но, если вы хотите, могу отвезти. Отсюда до храма километров пять, наверное.

Вот только концерта хора ей не хватало!

Захар вдруг усмехнулся.

– Вы, я вижу, тоже не поклонник хорового пения. Я вот волынку люблю, – Захар взял в руки лежащий на столешнице пульт – и в комнате зазвучала музыка. Это был вполне уместный сейчас хит всех времен «Last Christmas», инструментальное исполнение. Но звучание было каким-то непривычным. Уля прислушалась, наклонив голову.

– Это волынка?

– Ага, она самая. Так как насчет чая? Или что-нибудь вроде обеда?

Уля повернулась всем корпусом к барной стойке.

– А что у нас на обед?

– Кусок телячьей корейки килограмма на полтора два часа назад был засунут в духовку. И картофель к нему в компанию. Еще есть шикарная квашеная капуста – как раз от вашей бабушки. Ну что, я вас соблазнил?

Уля почувствовала, что от этой фразы у нее стали горячеть щеки. Это ведь просто про еду. Но…

Он интересный, этот Захар. Высоченный, широкоплечий, крепкий. Лицо хорошее, не изнеженное, но приятное. И дом такой… Большой.

Господи, как там было в кино? Оценивающий взгляд! Так смотрят незамужние женщины и милиционеры. Или прокуроры? В прокуроры Уля никогда не хотела идти, хотя ее активно агитировали во время учебы. Но ее работа в государственных органах почему-то не привлекала. Уля любила, когда есть место для маневра. Что поделать, Север маленьких не рождает, а немаленьким людям надо немало места для маневра. Которого как раз в прокуратуре не очень-то много. Шаг вправо, шаг влево – ну и далее по тексту. Но, получается, она смотрит на этого Захара оценивающе. Спросить, что ли, в лоб – женат или нет?

Но вместо этого она бросила взгляд на его руки. Ни на одном из пальцев не было кольца.

– Соблазнил, – Уля услышала, что в ее голос проникла какая-то хрипотца. Кажется, Захар эту хрипотцу услышал. Или заметил взгляд, брошенный на его руки. По крайней мере, у него заметно дернулся угол рта. – Не против быть на ты?

– Не против. Руки мыть там, – он махнул рукой. – Я накрываю на стол.

***

Они сели обедать за стол, который стоял у окна. Оно было не то, чтобы совсем французским, но большим, и белый заснеженный пейзаж – окна выходили на простиравшееся за домом поле – придавал всему какой-то особенный вкус. Уля поняла, что она благодарна маме за то, что та настояла на ее приезде сюда. Надо будет обязательно маму поблагодарить. И бабке Настасье Капитоновне Уля тоже благодарна – за то, что она оказалась дамой верующей и поющей. Потому что Уле очень нравилось быть там, где она находилась сейчас – за столом у большого окна с видом на заснеженное поле, с тарелкой вкусной еды и с мужчиной напротив. Последнее было, пожалуй, самым приятным.