И презерватив раскатала ловко, и потом одним стремительным движением вышибла из Захара весь воздух, опустившись. И тут же сжала его внутренними мышцами, жарко и ритмично, жалобно всхлипнула – и рухнула на него, мелко вздрагивая.

– Эй… – Захар погладил изгиб женской спины чуть подрагивающей ладонью, а потом с наслаждением облапил круглую ягодицу. – Эй... Ты чего? – Уля еще раз вздрогнула, и Захар, не веря себе, шепнул: – Ты чего, уже… все?

Она замотала головой, отрицая, потом заелозила лицом по его плечу, соглашаясь, а потом жарко выдохнула ему в шею:

– А я не знаю… Но мне уже хорошо…

Ему хотелось двух вещей одновременно – рассмеяться и начать двигать бедрами – быстро и резко.

– Эх, кто же так верхом ездит… – Захар легонько шлепнул ее по попе. – Сразу же сошла с дистанции. Давай тогда вниз, что ли…

– Нет, – Уля поднялась. Уперлась ему двумя ладонями в грудь. Тряхнула головой, рассыпая по плечам золото волос, и из-под этой золотой завесы взглянула на него. Уля смотрела на него абсолютно шальным взглядом, который еще туманился от пережитого наслаждения. И правда ведь уже успела… Какая же горячая девочка… – Такого жеребца я так скоро не отпущу.

Еще и смелая.

***

Это было какое-то сумасшествие. Уля никогда не считала, что поза сверху для нее. Она слишком крупная. Она слишком тяжелая. Она слишком…

Слишком чувствительная для того, что делал с ней Захар, получив доступ сразу ко всем стратегическим местам. А он делал! Еще как делал. Он такое делал, что Уле в какой-то момент стало казаться, что они снова в бане. Что вся эта баня в ней. Внутри была жара, вместо крови, кажется, по венам бежал кипяток. А Захар все продолжал. Продолжал и продолжал. Он трогал везде. Смело. Нагло. Бесстыдно. Не спрашивая разрешения. Так, как Улю никто и никогда не трогал. В какой-то момент Ульяна словно со стороны увидела, как он сжимает пальцами ее соски и тянет на себя. А потом резко отпускает. И снова повторяет. Тянут и крутит. С ней никто такого не делал. Она никогда не думала… Она думала, что это должно быть больно. Что это непристойно. А от этого такой пожар и такая сладость во всем теле… А от этого у нее тяжело, горячо и влажно взрывается внизу живота, когда он внезапно отпускает соски и касается ее между разведенных бедер. Всего несколько точных движений – и Уля снова падает на Захара.

Все, этот жокей сошел с дистанции.

***

В итоге Ульяна все же оказалась под ним – когда у него уже все судорогой сводило от желания включить режим перфоратора, а Уля все еще хотела вертеться на нем, водя бедрам по кругу и негромко постанывая. А это форменная пытка.

Когда он смотрел на ее гипнотически двигающееся, повлажневшее и матово блестящее в переливах гирлянд тело, его собственное тело наливалось одной-единственной потребностью. Когда Захар слышал ее стоны и всхлипы, пальцы сами собой продолжали то, от чего она стонала, и касались ее груди, сосков и упругой нежности между бедер…

И когда Улю накрыло второй волной, Захар дал ей три вздоха продышаться – а потом в одно движение, крепко прижав Ульяну к себе, перекатился, оказавшись сверху. И отпустил перфоратор на волю.

И второй раз снова вышел недолгим, но таким кайфовым – до опустошительных черных точек перед глазами. И сил хватило только на то, чтобы снова перевернуться и устроить Улю на себе.

Захар положил с трудом слушающуюся ладонь на упругую женскую ягодицу. Где ж ты была так долго, такая сладкая, горячая, вся прямо под мои руки и темперамент?!