Закинуть за голову руки и просто позволять, позволять себя целовать, хмелея – от шампанского, мерцания гирлянд на окне, смелых мужских губ и быстрого настойчивого языка.

И от шепота Захара на ухо:

– Знаешь, по-моему, все, кроме носков, на тебе лишнее.

Ничего, никаких угрызений совести не проснулось. Ни единого комплекса или сомнения. Уля позволяла Захару себя раздевать, послушно прогибаясь в спине и поднимая бедра. В голове остаточно мелькнула мысль о том, что, если бы Уля заранее знала, что так все случится – она бы взяла с собой что-нибудь еще из одежды, кроме удобного трикотажного костюма и пижамы. Что, вечернее платье? Эта мысль показалась ей смешной, но быстро исчезла. Так же, как и мысль о том, что какое-нибудь красивое кружевное белье было бы все же кстати – вместо удобного бесшовного. Но Захар и удобное бесшовное очень быстро смел с ее тела.

И Уля осталась и в самом деле только в толстых веселеньких носках с оленями и снежинками. Абсолютно голой и подрагивающей от предвкушения.

Рука Захара легла на ее колено, скользнула вверх по бедру.

– Какая же ты красивая… – произнес он хрипло.

Сейчас Уля ему верила. Мужчина с таким взглядом не может врать.

***

Голые девчонки в одних только носочках обычно попадаются почему-то в американской порнушке. Только там носочки бывают обычно белые, а сами девчонки – тощие и с неестественными грудями. А сейчас перед Захаром лежала абсолютно обнаженная роскошная девушка в одних только пестрых носках, расцветка которых повторяла блики от гирлянды на женском теле – зеленый, красный, темно-оранжевый.

Главное, не гнать лошадей, как вчера. Сегодня у них вся ночь впереди. Захар протянул руку, взял с тумбочки бокал и залпом его выпил. А потом резко через голову стянул лонгслив. И наклонился к Уле.

Они снова долго и со вкусом целовались. Потом он так же долго и со вкусом целовал ее роскошную пышную грудь, пока его не отвлекла уже почти нестерпимая болезненность от того, как давит замок на джинсах. Сел. Выдохнул. Посмотрел на Ульяну, румяную, растрепанную, на ее торчащие соски – и поплыл окончательно. Ненадолго отвлекся, чтобы отхлебнуть шампанского прямо из горлышка, и в этот момент внезапно утратил инициативу. И оказался на спине.

Ну, невозможно отказать девушке, на которой из одежды только носки с оленями.

Правда, замок пришлось расстегивать в четыре руки, и все равно прищемили – хорошо, что ему палец. А потом… О, потом случилось самое вкусное.

Уля об него терлась. Про это, наверное, говорят – как мартовская кошка. Захар про кошек не знал. А Уля целовала его, терлась грудью о грудь, бедрам о его бедра, вздрагивала от того, когда его пальцы задевали ее самые чувствительные места – соски, между ног. Стонала и прикусывала ему то шею, то плечо. А потом и вовсе оседлала его бедра и принялась безобразничать уже всерьез. Обхватила ладонь его член и начла тереться совсем откровенно.

Захара уносило. Он шалел, глядя на ее обнаженное тело, на идеальные упругие груди со светло-розовыми точащими сосками, на изгиб талии и крутые бедра, на ее ладонь, которой она прижимала его к себе – и все это в мягких переливах новогодних огней. Захар чувствовал в себе всю усиливающуюся пульсацию, которая уже никак не совпадала с ритмом мигания гирлянды. Хотелось быстрее, яростнее. Хотелось внутрь. А я тут тебе снаружи рукой помогу, хорошая моя.

– Давай-ка, поездим верхом, – прохрипел Захар. У длинных рук есть преимущество – ими можно, не вставая, дотянуться до тумбочки и достать презерватив.

Уля у него средство контрацепции перехватила. Хорошая девочка. Инициативная.