Потому что ее поднимало и несло. Именно туда. Но неспешно. И ей очень хотелось, чтобы неотвратимо. Потому что если Захар не доведет ее до финала, то… то… то…

Довел. Этот мужчина и до греха, и до оргазма, и до звездочек перед глазами – доведет без проблем.

И, пока Уля дрожала, жалобно всхлипывала и пыталась отдышаться, Захар, матерясь сквозь зубы, резкими движениями перетряхивал ворох тканей вокруг, а потом издал торжествующий вскрик.

***

Если следующей тряпкой окажутся не его штаны – то гори оно все синим пламенем, включая самого Захара, запропастившиеся штаны и этот гондон в их кармане!

Но это оказались штаны. Трясущимися пальцами Захар вытащил из кармана пакетик, а дальше все быстро-быстро – надорвал, достал, раскатал. И взял.

О-фи-геть.

Снаружи она идеальная. А внутри – идеальная в квадрате – узкая, жаркая, скользкая. Захар рыкнул и дернулся вперед, почти до упора. Все, все нежности девочка получила сполна, теперь его очередь!

Уля охнула, и Захар все же замер. Так, как-то надо все-таки не жестить с девочкой в первый раз. Соберись!

Он перенес вес на предплечья.

– Что? Глубоко? – едва смог выдохнуть в нежное горячее ушко.

Она поерзала под ним, провела рукой от шеи по спине вниз, от чего Захар абсолютно неконтролируемо вздрогнул – и впилась ногтями в задницу.

– Мало. Давай глубже.

Ах ты же какая смелая… Ну, держись!

А дальше все было яростно, быстро, глубоко и, к сожалению, не очень долго. Ну да ничего, еще наверстают.

Именно эта мысль была единственной в пустой и гулкой голове. И почему-то вспомнились – вроде бы совершенно некстати – слова Артура, когда у него родилась дочь. Он сказал тогда: «Когда ты счастлив, ты хочешь, чтобы это повторилось». А потом добавил: «А когда ты любишь женщину – ты хочешь дочь, похожую на нее».

Захар уже сейчас, лежа рядом с Ульяной и пытаясь отдышаться, понимал, что хочет это повторить. И не раз, и не два.

Он повернул голову. Они лежали на ворохе вещей с Ульяной рядом, практически плечом к плечу. Оба голые, горячие, еще сбито дышащие. У Захара достало сил и какого-то соображения, чтобы не навалиться на Ульяну после. Слишком часто он слышал в свой адрес: «Ты меня задавил, медведь!».

Ульяна через некоторое время тоже повернула голову к нему. И они так и лежали и смотрели друг на друга молча. У нее был совершенно ошалевший и не до конца сфокусированный взгляд. Ой, ну если хочешь порефлексировать по поводу произошедшего – теперь можно. Теперь ты уже никуда от меня не денешься.

А сам Захар любовался. Ульяной сейчас невозможно было не любоваться. Густой розовый румянец во все щеку, зацелованные вспухшие губы, разметавшиеся волосы цвета спелой пшеницы. Взгляд его неизбежно скользнул ниже, к пышней груди с торчащими сосками. Твою мать. Сейчас не только соски Ульяны будут торчать.

У нее дернулись руки – она явно собралась прикрыться. Ну, тут, в отличие от парной, есть чем. Но вряд ли ей это сильно поможет, потому что…

Захар потянулся губами к ее лицу. И в это время зазвонил телефон.

Твою мать, Настасья Капитоновна! Захар вздохнул. Ладно, спасибо хоть за один раз. И, легко чмокнув Ульяну в удивленно приоткрытые губы, он принялся снова искать свои штаны, где в другом кармане надрывался телефон.

***

Ульяна постепенно остывала. Обретала какую-то устойчивую форму. И возвращалась в трезвое сознание.

И это трезвое сознание рисовало ей такую картину, от которой Ульяне хотелось, как страусу, спрятать голову в песок. Только песка тут не было. Были всякие разные другие вещи. Вон, можно под штаны Захара голову спрятать. А все остальное голое тельце снаружи оставить, да. В самом деле, чего он там не видел? Он там уже все видел! Даже то, что другие не видели!