Вика извивается у меня на коленях, ее хорошо ухоженная рука по-хозяйски пробегает по моей груди. Обычно я бы сказал ей, чтобы она прекратила и не лезла ко мне, пока я ей не разрешу, ведь она ничего для меня не значит, не имеет надо мной власти, но сейчас я не так уж и против, только не сейчас, когда я вижу ревность в изумленных глазах сводной.

— Как прошел твой первый день? Все пары прошли нормально?

Несколько парней ржут рядом со мной.

— Все просто замечательно, спасибо, что спросил, — саркастически усмехается Лера, одновременно с этим ее глаза закатываются к затылку. — Если вы не возражаете, я была бы очень признательна, если бы вы успокоились. У большинства из нас завтра занятия, а у меня уже есть домашнее задание, так что...

Нахрена? Кем она себя возомнила? Очевидно, мне нужно спустить ее на пару ступенек вниз, показать ей, кто здесь действительно контролирует ситуацию.

— Сколько тебе, восемьдесят? Просто иди в свою комнату и закрой дверь. Тебя никто не приглашал и к тому же я не хочу тебя видеть и все в комнате тоже. Так что давай пошла…

Я ненавижу себя еще больше, когда произношу эти слова, они слишком грубые и я вижу как они разжигают огонь обиды внутри нее.

— Малыш, — воркует Вика, ее дикий взгляд обращен к Лере. — Дай ей передышку. В ее жизни сейчас большие перемены. Я имею в виду, я не могу себе представить, как тяжело таким отбросам, как она, вдруг жить в таком хорошем месте, как это. Особенно с учетом того, что ее отец находится в наркологичке. Она, наверное, на седьмом небе от счастья.

Слова Вики тут же стерли улыбку с моего лица. Отброс, наркологичка, это действительно очень жестко.

Я вижу, как глаза Леры опустились в пол, как поникли ее плечи, клянусь Богом, если она снова начнет плакать, я могу потерять голову.

— Давай... беги в свою комнату... ты здесь никому не нужна...

Вика заливается мерзким смехом, отмахиваясь от нее рукой, и я чувствую внезапное желание спихнуть ее со своих колен и подойти к Лере. Это неправильно, обращаться с ней таким образом, ломать ее. Но какой-то части меня это нравится.

Она заслуживает этого, заслуживает чувствовать боль, печаль, одиночество. Неважно, что сейчас ее отец лечится в клинике. Возможно, у нее была хорошая жизнь, а теперь она и вовсе живет здесь.

Я не могу позволить сомнениям сбить меня с пути. Не могу.

Герман протяжно выдыхает рядом со мной, прежде чем подняться со своего места. Мой рот открывается, слова застывают на кончике языка, но я ни хрена не говорю. Она — свежее мясо на этой тусовке, и я решаю не встревать.

Если он хочет подкатить к ней или трахнуть, то пускай, я не против. Это не мое дело. Мне все равно. Или, по крайней мере, должно быть все равно.

Он наклоняется и что-то шепчет ей на ухо. Он достаточно близко, чтобы, если она повернется под нужным углом, их губы соприкоснулись, и по какой-то причине это меня бесит.

Глупо, как же блядь, глупо.

Я пытаюсь заставить себя отвести взгляд, но не могу. Я прикован к ним, мне нужно знать наверняка, что Гера ничего не получит. Он что-то говорит, но она качает головой, движение медленные, и волосы падают на ее лицо. Она прекрасна, настолько прекрасна, что это вызывает тошноту.

Я хочу убрать эти пряди с ее глаз, поцеловать ее розовые губы и почувствовать ее крошечное тело под своим.

Затем, словно почувствовав мой взгляд, ее глаза поднимаются к моим. На долю секунды наши глаза встречаются... мир вокруг нас замирает во времени. Только она и я. Я больше не агрессор, а она не жертва моего гнева. Герман снова начинает говорить, и момент между нами заканчивается.