Карина, меланхолично помешивающая свой кофе карандашом, одна из таких. Все в ней: начиная с волос и яркого макияжа, вплоть до колготок в сетку и ботинок на шнуровке ― словно один сплошной вызов. Себе, обществу и... не знаю. Всему миру, наверное.

Дается сигнал продолжать, и таймер снова включается. Блондинка, что на протяжении последних минут всячески трется рядом, кокетничая напропалую, неохотно возвращается к мольберту, а я на пыточный стул. Отсчет следующего получаса пошел.

А затем еще полчаса. И еще...

Черт, не рассчитал я мальца силы воли. Шило к концу второго часа отчаянно рвет очко, требуя хоть какого-то движения. К тому же от монотонного шуршания бумаги, гудения потолочных ламп и пропитавшего мастерскую запаха красок меня начинает нехило рубить.

Правда уснуть как раз-таки сложно. Студенты продолжают то и дело подходить, вырывая своей суетливостью из сонного оцепенения. Одни, как блонди, с разрешения снимают на телефон какие-то части моего тела. Другие, как Скворцова, просто присаживаются рядом на корточки, делая быстрые наброски в блокнотах.

Невольно заглядываюсь на легкие штрихи, стремительно появляющиеся на белом листе. Изгиб кистей, наметки пальцев, которые настолько налились свинцом, что я давно их не чувствую. Контур ногтей. Даже грязный кант мизинца и порванный заусенец на безымянном не ускользает от ее зоркого взгляда.

Карандаш в женской руке порхает словно живой, играя в копирку: Ctrl C ― Ctrl V. Я бы так не смог. Чертить линии, вычислить радиус, угол наклона, разработать подробный план проекта и объемную форму с расчетом конструкции ― это запросто, а вот оживить неоживимое за считанные минуты... Признаю свою некомпетентность.

― Кирилл, не отвлекайтесь, ― напоминает преподша, последние четверть часа лениво ковыряющаяся за своим рабочим столом. Устала раздавать ц/у.

На самом деле, все уже устали. Некоторые ребята давно наушники нацепили. Заметно, что им становится скучно, ведь обычно так долго один сеанс у них не длился. Это сегодня было решено сделать исключение, чтобы наверстать потраченные ранее часы.

Забывшись, выпрямляюсь. Трынде-ец… По ощущениям на спину словно добрую тонну булыжников нагрузили. Завтра, наверное, не разогнусь.

― Я почти раздет. Ты передо мной на коленях... Чем не эротическая фантазия, а? ― тихо, практически одними губами шепчу, залипая на длинные ресницы и перламутровые тени на веках.

Так близко и, блин, ничего не сделать. Ни щелбана отвесить, ни куснуть за нос, ни... поцеловать. Почему нет? Я бы поцеловал.

― Каждый думает в меру своей испорченности, ― огрызается та, не поднимая головы.

― Лучше тебе не знать, о чем я думаю, глядя на то, как ты лихо управляешься со своим инструментом. Уверен, и с моим бы не подкача... ― со свистом втягиваю воздух сквозь зубы, когда меня сердито щипают за голень. Хорошо так щипают, с прокручиванием. Вырвав часть волос. Еле удержался, чтоб не заорать. ― Хулиганка. Любишь пожестче, да?

― Люблю делать больно. Другим, ― заверяет Скворцова, возвращаясь за место. Ненадолго. Голень еще печет, обещая в скорейшем времени синяк, когда пиликает очередной таймер. Последний на сегодня.

Все! Аллилуйя! Свобода! Следующий заход в среду, но всего на час. Больше не получится, потому что аудитория понадобится другой группе.

― Так вы, типа, встречаетесь или не встречаетесь? Если нет, то чего он вокруг тебя так вьется? А если да, то куда ты девала Славика? ― запрыгивая в джинсы и затягивая ремень, слышу болтовню блондинки, крутящейся около Карины.

― Что за Славик? Был же Василий, ― подключаюсь я, с трудом влезая без обувной ложки в кроссовки.