Точно не постоянный нудеж Эльки о том, что я недостаточно часто вожу ее по ресторанам, не гуляю за ручку вдоль каналов и не рассыпаюсь в признаниях в любви.

Тьфу, блин! Какие еще нахрен признания? Я вообще собирался тихо слиться после первого-второго секса, да только не получилось.

Случайно-нежданно вскрылось, что от ее папули напрямую зависит не только получение моего аттестата, но и карьерная перспектива. Тот мне самолично дал это понять, вызвав в деканат.

Поэтому пока терплю, кое-как успокаивая готовую сорваться на очередную истерику Эльку. Пока слушал ее вопли даже жрать захотелось.

К тому моменту когда одеваюсь и спускаюсь на кухню, Карина уже тоже там. Собранная: сидит, листает новостную ленту и что-то с аппетитом жует.

― Это что? ― заглядываю ей через плечо, всматриваясь в мешанину в глубокой пиале.

― Слепошарый? ― огрызаются, не оборачиваясь. ― Овощной салат.

― С селедкой?

― Девочке нужен фосфор.

Принюхиваюсь.

― И уксус?

― Беспроигрышный рецепт: помидоры, огурцы, лук, селедка, рюмка укуса, две рюмки воды, сахар и специи по вкусу. Перфекто.

― Н-да, ― забираю стоящий рядом с ней кофе, отпивая. ― Селедка на завтрак. Говорю ж, ты чумная.

На меня сподобляются-таки обратить внимание, ощерившись.

― Моя кровать, моя комната, мой кофе. У тебя какой-то пунктик?

― Не жадничай, ― делаю еще пару глотков и ныряю в холодильник: проводить ревизию. ― Ты мне, кстати, знатную свинью подложила, ― останавливаюсь на палке сырокопченой колбасы. Резать ее западло, поэтому просто снимаю шкурку и отгрызаю так. ― Еле оправдался. Чего орать-то как потерпевшая?

― Что такое? Ревнивая девушка?

― Мягко сказано.

― А, ― вилка с нанизанным ломтиком селедины замирает у рта Карины. ― То есть, у тебя есть девушка?

― Номинально, ― всухомятку плохо идет. Снова ворую ее кофе.

― Класс. Ты еще больший мудак, чем я думала.

― Обзываться обязательно?

― А быть мудаком обязательно?

― Если только мудак ― это синоним к слову очаровательный.

― Не льсти себе.

― Не льщу. Это объективная оценка. А что по поводу тебя? Парень есть? Настоящий, не плюшевый.

― А чем тебе Василий не угодил?

― Значит, нет. Отлично. Я тут подумал и решил, что буду твоим парнем.

― А девушка-то твоя одобрит?

― А мы ей не скажем.

Скворцова насмешливо чихает в пиалу.

― Ты неподражаем, Крестовский. Правда, ― усмехается она, относя тару к раковине. ― Но вынуждена отказаться. Эмоционально нестабильные мальчики с ограниченным кругозором ― не моя тема.

Эвана как приласкала.

― Эй, кофе-то оставь, ― торможу ее, а то кружка уже занеслась над мойкой. ― Там еще добрая половина.

― Я после тебя допивать не собираюсь.

― Ну а я не брезгливый. Давай сюда.

― Да пожалуйста, ― замешкавшись, оборачиваются ко мне, послушно протягивая кружку. Хм… Чего это она такая добрая?

Ясно.

― Тьфу, ― отплевываюсь, счищая с языка мерзкий привкус. ― Что за дерьмо? ― нюхаю содержимое, от которого уже тянет не кофеином, а знакомым запашком специй и уксуса. Жижу от салата мне туда залила, зараза. Испоганить капучино, души у нее нет! ― Ты маленький вредитель.

― Хлебай на здоровье, солнышко. И, кстати ― в трусиках с маечками моими можешь копаться сколько твоей извращенной душе угодно, но только просьба ― делай это, когда меня нет поблизости, окей?

― А когда тебя нет поблизости?

― Сегодня точно не будет до вечера. Так что наслаждайся и получай удовольствие.

― И далеко собралась? ― ревниво уточняю.

― Тебе какое дело?

― Ты ― мое дело. И не дело, если ты будешь шлындать где-то, докучая другому. Это исключительно моя привилегия на ближайшее время.

― Это что ж получается, я теперь еще и отпрашиваться у тебя должна?