Но его угроза наказанием ярко стоит в памяти, а от меня явно ждут ответа.

— Что я должна раздеться по первому требованию, — выпаливаю, готовая провалиться под землю со стыда.

Монс давится омлетом, кашляет, тянется к стакану с водой, жадно пьёт. Тёмный лорд поднимает на меня глаза, его левая бровь уходит вверх:

— Какая, однако, избирательная память у моей служанки, — его тонкие губы кривятся в знакомой усмешке. — Тоже верно, но сейчас я о другом.

Снова смотрит в газету. Переворачивает лист пергамента, слегка хмурится, вчитываясь в то, что увидел.

— Что я говорил насчёт еды здесь?

— Что? — повторяю эхом. Не понимаю, чего он от меня хочет.

— Что у нас здесь всё по-простому, Селена, ну же, просыпайся.

Тёмный лорд не смотрит на меня. Зато Монс активно пучит глаза и кивает подбородком на стул, на котором я сидела вчера за ужином.

— Ааа, — протягиваю недоумённо и неуверенно сажусь.

Остаток завтрака проходит в полном молчании. Я чувствую себя неуютно. Смотрю в тарелку, которую Монс заботливо наполнил омлетом, но есть не спешу: кусок в горло не лезет. Перекладываю кусочки воздушного бело-жёлтого суфле с места на место и катаю по тарелке зелёные горошинки. Просто жду, пока всё это закончится.

Не могу есть в такой обстановке. Вот уйдут — тогда и поем спокойно. К счастью, на меня больше никто не обращает внимания. Мужчины заняты, один едой, второй — едой и газетой.

Монс первым закачивает завтрак, извиняется, встаёт из-за стола и спешит прочь: проконтролировать, что экипаж готов. Я смотрю в тарелку, стараясь быть незаметной и слиться со стулом, но сразу чувствую, когда левая щека начинает гореть от чужого пристального взгляда.

Пока здесь был Монс, я чувствовала себя в какой-то безопасности. Глупо, но так оно и есть.

Но стоило помощнику тёмного лорда выйти, как всё изменилось.

Воздух будто сгустился и искрит. Всё иначе. Боковым зрением вижу, как стул во главе стола слева от меня бесшумно отодвигается, и мужской силуэт приходит в движение. Заставляю себя не двигаться. Вот сейчас он уйдёт, и всё будет хорошо. Каждый его шаг по гладкому каменному полу эхом отлетает к стенам и потолку, вынуждая моё глупое маленькое сердечко биться в унисон и трепетать.

Мне снова страшно. Особенно сейчас, когда шаги стихают у меня за спиной.

Дёргаюсь, когда мужские руки ложатся мне на плечи, сжимают их.

Кажется, у меня уже выработался панический рефлекс на аромат сандала — опасно-терпкий, не предвещающий ничего хорошего. Вот и сейчас. Я не вижу, могу только догадываться, что тёмный лорд наклоняется сзади. Его губы замирают в миллиметре от мочки моего уха, и низкий бархатный голос произносит:

— Я приказал тебе поесть с нами, ты не поела. Приказал стоять и не двигаться, но ты ослушалась. Я приказываю тебе не бояться, но твой горький страх снова воняет на всю кухню. Ты расстраиваешь меня, Селена.

— Я… я… — судорожно пытаюсь придумать оправдания и не могу.

Вдруг вижу перед собой чёрный конверт, скреплённый красной восковой печатью. Он зажат между указательным и средним пальцами тёмного лорда. Невольно цепляюсь глазами за перстень и почему-то мало заинтересована конвертом. Как вскоре выяснится — зря.

— Знаешь, что это? — раздаётся над ухом насмешливый голос.

Пожимаю плечами, а у самой уже недоброе предчувствие закрадывается в душу.

— Ответ из детского распределительного центра. А-а!

Отводит руку ровно за мгновение, и кончики моих резко взметнувшихся пальцев хватают воздух. Конверт исчезает из поля моего зрения так же быстро, как появился в нём.

Мужские руки больше не удерживают меня сзади, поэтому я резко вскакиваю и оборачиваюсь: