Так рассуждая сама с собой, чуть ли не бегом бежала я в сторону, где лагерь князев разбит был. И казалось мне, иначе и быть не может, чтобы князь отказал мне в такой просьбе – он же, как отец нам всем, детям его названным. Так матушка с детства учила. Дважды окликнули меня дозорные, что вокруг лагеря ночью стояли, да услыхав голос и имя, молча пропустили. За полгода, кто из них только в лекарню не приходил – то ли по ранению, а то ли съев что испорченное. И меня, вслед за братом в поход увязавшуюся, как лекареву помощницу, запомнить хорошо успели.

    Выскочив на поляну, очутилась я прямо у костра. Огляделась – и шатров множество, и воинов – видимо-невидимо. И меня заметили:

     - Ой, девка! Сюда-сюда, к нам иди! – донеслось от одного костра.

     Тут же кричали с другой стороны поляны:

    - Нет! К ним не ходи! У нас лучше тебе будет!

    А когда за руку потянули куда-то вбок, к шатрам ближе, не чувствуя в них, в наших родных смоленских воинах опасности, улыбаясь им, просила:

   - Покажите, как к князю пройти! Очень он мне нужен!

  Но смеялись они, весело переглядывались, и чудилось мне, что не такие они, какими в лекарню приходят – добрыми да ласковыми. Опомнилась уже у костра, с чашкой деревянной в руках. А из чашки той – запах неприятный, резкий едет. Хмельное что-то! Пыталась отказаться, да не тут-то было! Батюшки мои, да я ж здесь одна девушка-то, и целое войско мужиков! Стало страшно, как если бы в стане врага вдруг оказалась. Пыталась успокоить себя мыслями о том, что это же – свои, нашенские, может, рядом есть даже кто-то с посаду, или даже с нашей улицы. Да что-то уж слишком нахально рука бородатого, черноволосого, что по правую сторону от меня сидел, за плечи обнимала!

     - Так что ты, девка, здесь, среди нас ищешь?

    - Князя.

    - А зачем он тебе?

     Одно дело – князю о печали моей рассказать, а другое – целой толпе пьяных мужиков. Но делать нечего, пришлось рассказать.

    - А князь-то здесь причем? Чем он поможет? Такова доля наша, солдатская – за землю свою погибать.

     Хотела, да побоялась сказать, что к ведьме пойти хочу – многие осуждали подобное.

    - Да может, чем и поможет князь…

    - Да занят князь! – смеялись от другого костра. – Утешает его такая, как ты, после трудной битвы!

    А другой добавлял:

    - Да ты пей, пей давай! Еще нальем!

    Понюхав еще раз то, что налито мне было, с отвращением отодвинула от лица и поставить хотела, да чьи-то руки со спины вдруг кружку эту схватили и к губам моим поднесли.  Головой я в грудь наглецу упиралась, и как ни зажимала губы, под смех товарищей, часть медовухи в рот попала, другая же – потекла по шее, по платью моему. Это было обидно и страшно, а еще понимала я теперь, что никто меня к князю вести не собирается, и самой ноги уносить отсюда надобно!

   Но и уйти было боязно, как в воду с обрыва прыгнуть – кто его знает, что делать они будут, если я попытаюсь сбежать.

3. 3. Данияр.

      - Зря, ой, зря, мы ввязались в это дело! Не стоило ехать, Данияр! Князь Смоленский - человек хитрый и ненадежный! Юлит он! Выворачивается! Где это видано, чтобы тебя, наследника великого княжества Черниговского, обмануть пытаться! Да ему нужно ноги твои целовать, что сам, лично, сюда к нему, на землю, войной объятую, приехать решился!

      Горан, словно ужаленный, взад-вперед носился по поляне. Золотые кудри его развевались от ветра, им же самим и создаваемого. С сухой ели, лежащей поперек поляны, на которой я чинил свой сапог, порванный в болоте (и занесла же нелегкая!), мне казалось, что он разозлен поведением князя Смоленского гораздо больше меня.