Меня вдруг замутило и, непроизвольно согнувшись, я ухватилась за живот, потеряв из вида страшное существо, которое стояло в самом центре поляны в точности посередине между мною и всеми остальными. А когда, содрогаясь от ужаса, я выпрямилась, не зная, что мне делать и кого теперь бояться больше, на том месте стоял огромный черный волк с красными сверкающими глазами!
7. 7. Данияр.
Самое ужасное - я понимал, что со мной происходит. Еще до того, как вооруженные чужаки выбежали на поляну и предъявили права на девушку, еще до того, как бешеная ярость ослепила болезненной вспышкой мозг, я понял - вспомнил рассказы Любицы, материной тетушки об оборотнях, о волках, якобы живших когда-то в наших лесах. Сказывала она, что волки эти могут отдавать приказы людям и себе подобным мысленно. Что способны создавать таких же, как они сам оборотней с помощью укуса, который выдержать и пережить может далеко не каждый.
Сквозь боль и ужас, сквозь страх и горькое понимание, что в любом случае, жизнь моя окончена, даже если не закончится она в известном смысле этого слова, я чувствовал одну, саму важную для себя потребность, ясную, как день истину - во что бы то ни стало я должен защитить, заслонить собой эту девушку.
Отчего и почему так нужно, я не думал в тот момент, когда почувствовал слабину в своих друзьях, когда увидел, как забияка и вечный драчун Горан почему-то ступил назад, отказываясь скрестить меч с грязным, дурно пахнущим и говорящим неправду воином.
Все мышцы в теле моем напружинились, растворяя боль, наполняя меня всего первобытной силой, отдающей звоном в голове. Легко, будто и не был укушен, будто не я только что без сил, страдая от сильнейшей боли, метался по земле, я вскочил на ноги, чтобы тут же, как от толчка в спину, упасть на четвереньки.
Да, я понимал, что со мной происходит, но при этом не противился этому, не сопротивлялся вовсе, зная отчего-то, что именно так и должно сейчас быть! Мне было страшно и больно, когда выворачивались суставы, когда менялось, разрывая кожу, лицо. И я кричал на весь лес, но при этом слышал только глухой рев обезумевшего от ярости зверя.
По-другому я видел теперь все, что меня окружало. Мир вокруг стал черно-белым, но при этом яркими огненными пятнами светились впереди силуэты убегающих чужаков. И перед тем, как развернуться в их сторону, чтобы одним огромным прыжком нагнать и повалить на землю последнего, я обернулся и взглянул на девушку.
И другой болью, раздирающей на части душу, полоснуло, словно плетью от ее вида. Она пятилась назад, выставив руки, словно ладошками своими могла защититься от такого чудовища, как я. В темноте, накрывшей поляну, я хорошо видел ее взгляд, полный отвращения и страха.
***
- Как? Объясни мне, Горан, как мы положим его на лошадь, если кони и на аршин приблизиться с Даном в руках не дают? Ты что не видишь?
- Томила, сколько раз говорить тебе - воду неси! Смоем с него кровь сначала. Запах кровавый кони чуют, вот и рвутся прочь!
- Его они боятся! Его, не крови!
- И что прикажешь делать? Бросить Дана?
- Сдурел ты что ли? Как так - бросить? Что-то другое придумать надобно, - Томила явно сам сомневался в своих словах. - Хотя Дан ли это теперь или монстр, я не знаю...
- А что если он снова зверюгой такой станет? Что если и нас, как того воина, растерзает? - в голосе Некраса хорошо слышался страх.
- А может, волокушу сделаете? - тоненький голосок окончательно привёл меня в чувство. Почему-то подумалось, что она не ушла, не сбежала, не бросила... меня... пока. Оборвал свою неуместную, глупую радость - вполне возможно, не ушла только потому, что некуда ей деться, что страшно одной в ночном лесу. А рядом с воинами моими спокойнее. - Ратмир, лекарь наш для раненых, которых далеко нести надобно, всегда заставляет волокуши делать.