– Как по мне, так у нас получалось бы гораздо лучше, если бы мы просто притворялись. Ну ладно, ладно, – поправил себя Дугал в ответ на исказившую лицо Гастона тревогу. – Сдаюсь. Давайте продолжать. Пошли.

– Пошли, – откликнулся Мортен. – «Язык – мой меч. «Кровавый негодяй!» – он лучше скажет».[13]

Удар. Р-р-раз! Его меч опустился на щит Макбета.

– Та-там. Та-там. Та… Разошлись! – закричал Гастон. – Макбет замахивается наискось. Макдуф перепрыгивает через лезвие. Та-та-там. Так-то лучше. Есть улучшения. Вы поймали ритм. Теперь делаем чуть быстрее.

– Быстрее?! Боже, вы нас просто убиваете!

– Вы держите свое оружие как крестьянин. Смотрите. Я покажу. Дайте сюда меч.

Дугал обеими руками бросил ему клеймор. Гастон весьма ловко поймал его за рукоять, крутанул и вытянул перед собой, направив на Дугала.

– Ха! – крикнул он. – Ха и еще раз ха. – Он сделал выпад, перехватил меч другой рукой и взмахнул им вверх и вниз.

Дугал отпрыгнул в сторону.

– Боже всемогущий! – воскликнул он. – Что вы делаете?

Отвратительно гримасничая, Гастон поднял меч вверх в традиционном приветствии.

– Управляюсь со своим оружием, сэр Дугал. И то же самое будете делать вы, пока я с вами не покончу.

– Что, простите? – прошептал Дугал.

– Вы дьявольски сильны, Гастон.

– Нет. Дело больше в ритме и в балансе, чем в силе. Давайте, пройдем первый обмен ударами a tempo. Да, a tempo. Вперед.

Он церемонно протянул клеймор Дугалу, который взял меч и с трудом поднял его в приветственном жесте.

– Хорошо! Мы продвигаемся вперед. Один момент.

Он подошел к проигрывателю и изменил скорость.

– Слушайте, – сказал он и включил пластинку. Зазвучал хор цыган, беспощадно точный, словно радуясь восстановленному ритму. Гастон выключил проигрыватель. – Вот наш ритм. – Он повернулся к Саймону Мортену. – Готовы, мистер Мортен?

– Вполне готов.

– Реплику, пожалуйста.

– «Язык – мой меч. “Кровавый негодяй!” – он лучше скажет».

И поединок стал поединком. В нем появился ритм и слаженность. Полторы минуты все шло хорошо, и по окончании этого времени мужчины, обливаясь потом, оперлись на мечи и, задыхаясь, ждали его комментариев.

– Хорошо. Ошибки были, но сравнительно мелкие. Теперь, когда мы разогрелись и размялись, мы пройдем этот кусок еще раз, но без музыки. Да. Отдохнули? Хорошо.

– Не отдохнули, – тяжело дыша, сказал Дугал.

– Это последнее усилие на сегодня. Давайте. Я буду считать удары. Без музыки. Реплика!

– «Язык – мой меч. “Кровавый негодяй!” – он лучше скажет».

Удар. Пауза. Удар. Пауза. Удар, удар, удар. Пауза. Они едва смогли завершить поединок и почувствовали себя совершенно выжатыми.

– Хорошо, – сказал Гастон. – Завтра в то же время. Благодарю вас, джентльмены.

Он поклонился и ушел.

Мортен, с влажными черными кудрями и блестящими густыми волосами на груди, энергично вытерся полотенцем. Сэр Дугал, рыжеватый, со светлой кожей, мокрый от пота, тяжело дыша, протянул руку за своим полотенцем и едва промокнул грудь.

– Мы это сделали, – сказал он. – Я совершенно раздавлен, но мы это сделали.

Мортен проворчал что-то и натянул рубашку и свитер.

– Ты бы оделся потеплее, – сказал он. – Запросто можно простудиться.

– Вечер за вечером. Ты подумал об этом?

– Да.

– Почему я это делаю? Почему я подчиняюсь? Я спрашиваю себя: почему?

Мортен снова что-то проворчал.

– Я поговорю с Перри об этом. Я потребую страховку.

– Какой части тела?

– Всего моего тела. Это же нелепо. Притворились бы как следует, и у всех бы дух захватило.

– Вместо этого мы сами едва дышим, – сказал Мортен и удалился.

Это был единственный случай, когда между ними произошло нечто вроде беседы.