Лелик онемел. Наглость и безрассудство Макса просто поражали.

– Ну, – задумался он, – а что ты хочешь? Могу предложить сто баксов. И что, кстати, будет, если не доставишь трусики? Причем, конечно, ты понимаешь, что я с легкостью выясню: ты эти трусики купил в ближайшем бельевом магазине или завоевал в честном бою…

– Вот оскорблять не нужно, – поджал губы Макс. – Все будет честно. А если я не смогу за вечер соблазнить какую-нибудь из местных девушек, тогда… Тогда у тебя будет еще одно желание, которое может носить уже любой характер. Договорились? Да, конечно, ста баксов мне будет мало. Сто баксов и желание у меня.

Лелик задумался. Условия были непростые. Но он даже на один процент из ста не верил, что в нынешних условиях Максу хоть что-то светит.

– Хорошо, – согласился он. – Сто баксов и желание. Если проигрываешь – у меня неограниченное желание.

– Последнее уточнение, – сказал Макс. – Желания с обеих сторон действуют только на время поездки.

– Годится, – кивнул Лелик. – Забито. Славик будет свидетелем.

– Скрипач свидетель, – подтвердил Макс.

– Ладно, спорщики, – сказал Славик, отходя от витрины. – Уже бежать пора. Половина второго. Нас ждут в синагоге.

– Вперед, к евреям! – патетично воскликнул Макс, и друзья быстрым шагом отправились в сторону «Хилтона», рядом с которым располагалась синагога.

К синагоге троица путешественников приближалась быстрым шагом, однако, заметив перед входом группу нарядно одетых людей, Лелик замедлил шаг. Стоящие у синагоги тоже перестали разговаривать и с интересом посмотрели на вновь прибывших. Лелик вдруг подумал, что их троица сейчас до странности напоминает Вицина, Моргунова и Никулина из фильма «Кавказская пленница»: Славик с Леликом шли по бокам, крепко держа за руки Макса, стараясь по ходу движения исправить некоторые шероховатости в его смокинге, образуя весьма живописную троицу. Макс, почувствовав внимание публики, задергался всем телом, однако все его движения жестко контролировались эскортом по бокам.

Подойдя к народу, собравшемуся на свадьбу к Хохлову – у Лелика не было сомнений, что люди пришли сюда именно для этого, – Лелик остановился, не зная что сказать. Вслед за ним остановились и Макс со Славиком.

Солидный мужчина, стоящий в центре компании, что-то произнес по-французски. Похоже, это было просто приветствие, потому что во фразе явственно прозвучало слово «бонжур».

– Хей, куниги! – радостно сказал Макс.

– Что ты материшься? – прошипел ему Лелик. – Здесь приличные люди собрались.

– Какой мат? – возмутился Макс. – Я же сказал «хей», а не то, что тебе послышалось. Это приветствие по-старонорвежски.

– Ты здесь где-нибудь видишь старых норвежцев? – осведомился Лелик.

– Нет, – честно признался Макс. – Одни евреи. Евреи, евреи, кругом одни евреи. Можно с легкостью два-три симфонических оркестра составить.

– Слышь, Макс, – снова прошипел Лелик, – ты заканчивай этот свой бытовой антисемитизм разводить. Не та обстановка. Можно и по шее схлопотать. Кроме того, если ты испортишь Хохлову свадьбу, ни о какой дальнейшей поездке и не мечтай.

– А что я такого сказал? – разобиделся Макс. – Назвал евреев евреями. Это что, оскорбление?

– Вы из России? – вдруг спросил по-русски тот же солидный мужчина, который их приветствовал.

– Да, из России, – ответил Славик, пока Лелик собирался с мыслями. – Проездом в Голландию.

– Давно уехали? – продолжал интересоваться мужчина.

– Только вчера, – лучезарно улыбнувшись, ответил Славик.

Мужчина опешил. Он, вероятно, считал, что все здесь присутствующие уехали как минимум несколько лет назад.