С этими словами Шурик пожал Лелику руку и выбежал из номера.

– Это ж надо, как заграница меняет человека, – сказал Лелик, задумчиво глядя в сторону двери. – Был такой тихий Шурик. А сейчас…

– Мне он понравился, – сказал Макс. – Люблю боевых евреев. Есть в них что-то древнее, идущее из глубины веков.

– Независимо от, – вступил в разговор Славик, – нам надо довольно быстро доставать смокинги. Лелик прав – на Макса его будут долго прилаживать. Ему даже самый маленький размер надо раз в пять ушивать.

– Эти толстые уроды думают, что кто-нибудь восхищается их запасами жира, – совсем обозлился Макс. – Между прочим, изящество и худоба – основа здорового образа жизни.

– Изящество, но не дистрофия, – сказал Лелик, подмигивая Славику.

– Вы все гады, и я вас всех ненавижу, – быстро сказал Макс. – И если мне сейчас быстро не дадут что-нибудь поесть, ни за какими фраками я не пойду. Мне обещали обед. Где обед, я вас спрашиваю?

– Кстати, он прав, – согласился Славик. – Жрать хочется.

– Спустимся вниз, – решил Лелик, – и покушаем в лобби-баре. Затем пойдем за смокингами.

– Вот это разговор, – обрадовался Макс. – За это я готов лоббировать любой бар!..

Перекусон в лобби-баре прошел в деловой, но дружественной обстановке. Макс вполне удовлетворился четырьмя клаб-сэндвичами и даже благосклонно пообщался с официантом, сообщив, что он «же не манж па сис жур, мон пети». Официант от этой фразы слегка офонарел, но профессионализм взял свое, и он только молча поклонился. Впрочем, чуть позже дружественность обстановки была нарушена, и Лелику пришлось все-таки затушить небольшой скандал, когда Максу принесли кофе. Дело в том, что к чашке шел всего один пакетик с сахаром, а Макс же хотел пить кофе с четырьмя пакетиками, чтобы, как он заявил, поддержать силы до ужина, который должен был состояться черт знает во сколько. Но официант, когда Макс показал ему пакетик с сахаром и оттопырил четыре пальца – мол, неси shugar, буратино, – не разобрался в проблеме и принес еще четыре кофе. Вот тут-то скандал и возник, потому что Лелику не сильно хотелось за все это платить. Но делать было нечего – не возвращать же кофе обратно, – поэтому Лелик, разозлившись, заставил Макса выпить все четыре чашки…

Смокинги для Лелика и Славика были подобраны очень быстро. С Максом, как и ожидалось, возникла большая проблема: он был очень худой, но высокий и с длинными ногами и руками. Поэтому маленькие размеры ему не подходили по длине. А большие размеры – по ширине. Так что портному пришлось взять большой смокинг и аккуратно его ушивать по Максовой фигуре. При этом Макса минут пятнадцать измеряли сантиметром вдоль и поперек, а Макс во время экзекуции извивался, как исполнительница стриптиза, и непрерывно жаловался Лелику, что от этой щекотки пять чашек кофе внутри него никак не могут успокоиться.

Еще в момент измерения Макса, глядя на то, как приятель извивается, Лелик предполагал, что ничего хорошего из такой примерки не выйдет. Так и оказалось – смокинг, на скорую руку ушитый портным, на Максе сидел так, что он был похож или на узника Бухенвальда, приодетого по случаю визита высокой комиссии, или на человека с рекламного плаката «Наркотики и алкоголь серьезно вредят здоровью».

– М-да, сурово, – сказал Лелик, задумчиво глядя на Макса, когда они втроем вышли из ателье и стали еще раз разглядывать свои отражения, пользуясь для этого зеркальной витриной. – Пожалуй, в синагогу тебя не пустят. А если и пустят, то раввин разрыдается и сорвет свадьбу к чертовой матери.