Ох, как мне становилось стыдно за мою предшественницу. Но если у той не было храбрости, разве можно ее в этом винить?

Я подняла голову и взяла Татьяну за руку.

— Я скоро покину это место. Но я не хочу ехать к будущему мужу с горничной, которую презираю. И хочу, чтобы здесь тоже что-то поменялось. Антон и Святослав отправятся на службу. Думаешь, Федор оставит матушку? Да он ее скорее в дальнее имение отправит.

— Уверена? — прищурилась настоящая княгиня Бестужева.

Как ни странно, в брате я не сомневалась. К маменьке он относился с уважением, но большую часть ее речей пропускал мимо ушей. Да и не был он ее любимчиком, то ли дело младшенькие. Одинаковые словно близнецы, и гадкие.

— Да, Татьян, — вздохнула я. — Уверена. Теперь-то я тебя точно поддержу.

— Хорошо, — хмыкнула невестка, но до конца все равно не доверилась. — Иди на завтрак, я скоро присоединюсь. Но ведешь себя ты странно. Никогда тебя такой не видела.

Ничего не объясняя, я оставила княгиню одну и, замедлив шаг, отправилась в столовую.

Жизнь семьи Бестужевых можно было сверять по расписанию. Они всегда трапезничали в одно и то же время.

Не торопясь, я зашла в коридор, поправила рукава своего платья, взмахнула подолом, чтобы стряхнуть землю и песок, и нос к носу встретилась со своей родительницей.

Позади нее застыла Сашка с веселой ухмылкой.

— Ольга, — начала вдовствующая княгиня, — ты чего о себе возомнила? Решила прогнать верную Александру, потому что тебе что-то показалось?

Она едва слюной не брызгала, не принимала в расчет, что послушная дочь заимела голос и свое мнение.

— Верно, маменька, — вежливо поклонилась я. — Прогнала. И видеть ее подле себя не желаю. Появится, поколочу.

— Да я скорее тебя выпорю. Александра с детства у нас трудится. С тобой практически выросла.

— И ворует, — поморщившись, сообщила я. — Сколько платьев и драгоценностей у меня пропало, пока она служит?

Что-то мне подсказывало, что Антонина Михайловна в курсе всех краж. У нее ни одна мышца не дрогнула.

— Это не обсуждается, это мой приказ, как главы этого дома! Сашка — твоя горничная. И она никуда не уйдет.

— А вы не глава этого дома, маменька, — съязвила я, удержавшись от детского жеста, и не показала язык. — Теперь глава дома Татьяна, а вам надлежит во вдовье поместье перебраться. Где оно находится, вам известно?

Пожалуй, я была слишком груба, потому что у моей родительницы потемнели глаза. На секунду я испугалась, что она закончит, как ее супруг. Пожилая женщина занесла руку, чтобы дать мне пощечину, но я перехватила.

Я бы хотела оставаться Олюшкой, тихой, скромной, благодушной, но члены семьи воспринимали вежливость как слабость.

— Вы никогда больше не поднимете на меня руку, — зашептала я, а если поднимете... Поступлю с вами так же, как и с Сашкой.

— Кочергой пригрозишь? — с явной обидной зашипела мать.

— Не только пригрожу, — пообещала я.

К счастью, нас прервали. В столовую устремились братья, вошла Татьяна в окружении своих слуг. Спустился и Федор, пребывавший в отличном расположении. Он-то радовался, что находится в родных стенах, что жена рядом, что скоро ребенок родится.

Молодая семья задержалась в дверях. Мужчина расспрашивал супругу о самочувствии и держался за ее, пока очень скромный, живот. Я налюбоваться на них не могла.

За столом долго не завязывалась беседа. Я присматривалась к другим братьям, не понимая, отчего те меня настолько ненавидели. Да, мы сильно отличались.

Федор, Антон и Святослав были голубоглазыми красавцами, но если Федор имел темную шевелюру, то младшие пошли в матушку и славились русым цветом волос.