Я со старшим братом была более похожа. Правда, цвет глаз и разрез у меня другой, но я предпочитала думать, что этим меня одарил Юрий Вениаминович.

— Федор, — первой заговорила Антонина Михайловна, — представляешь, у нашей Ольги прорезался голос. Негоднице теперь никто не указ. Она требует новых слуг.

— В чем проблема, маменька? — не понимал новоявленный глава семейства, держа под столом руку своей благоверной. — Хочет и хочет. Это ее право. Мы не бедствуем, можем и новых предоставить.

— Если так рассуждать, мы горничными не напасемся. Александра долго служила нам... Ее бы, наоборот,наградить.

Ага, за сплетни и доносы.

— Ее обвинили в воровстве, маменька, — заметила Татьяна, которой я успела вскользь рассказать о своих претензиях.

— Кто? Олюшка? Она не в своем уме. — Аргументировала женщина, — я, естественно, могу отправить людей, чтобы вещи горничной обыскали...

— Отличная мысль... — обрадовался Федор.

В его мозгу что-то перещелкнуло. Он внезапно осознал, что участвует в какой-то женской войне и отчаянно сопротивлялся.

— Я могу быть и не в своем уме, но путь обыск проводят служанки Татьяны, — попросила я, ядовито улыбаясь матушке. — Они покрывать эту воровку не будут, а она, — поймала взгляд своей горничной, — должна остаться здесь.

— Ольга, что за манеры? — возмутилась Антонина Михайловна.

— Но она права, — согласился со мной брат. — Александра, стойте на месте. Уверен, это какое-то недоразумение. Татьяна, будь добра, распорядись.

Ох, да ради этого зрелища все и затевалось. Даже Таня не скрыла своей едкой усмешки. Она попросила своих девушек обыскать комнаты других горничных и обратить внимание на помещения старой прислуги.

Антонина Михайловна бледнела вместе с Сашкой. Потом позеленела, а потом с ненавистью уставилась на меня.

К концу трапезы противная Александа была почти в обмороке, а маменька и куска не проглотила. Девушки Татьяны вернулись.

Выставив ладонь, одна из них притащила браслет, кольцо и две пары сережек. Другая несла выходные платья.

— Простите, барин, — обе поклонились. — Мы с плохими новостями...

Кому как.

Переглянувшись с невесткой, поняла, что она довольна увиденным. Впрочем, как и я, хотя на драгоценные безделушки и одежду мне было плевать.

7. 1.5

Зато брат в лице изменился. Ох, мне на секунду страшно стало.

Он стал похож на Юрия Вениаминович в последние мгновения. Потемнел, прищурил налившиеся алым цветом глаза, а после повернулся к вдовствующей княгине.

— Маменька, — голос был обманчиво спокоен, но все, конечно, догадывались, что его невозмутимость напускная, — как это понимать?

— А что понимать? — хмыкнула Антонина Михайловна. Сжала в ладони столовый прибор, костяшки ее пальцев побелели. — Я и сама разочарована. Так этой девке доверяла. Ну, — прикрикнула она на других девушек, — уводите ее, отведите ее к управляющему. Пусть он все ее вещи досмотрит, а ее накажет.

— Но Антонина Михайловна... — всплеснула руками Сашка.

— Уводите, уводите, — продолжала верещать маменька. — Я чуть попозже подойду...

Понятия не имею, для кого разыгрывался весь этот театр. Федор не был дураком, быстро смекнул, что про потерянные вещи матушке было известно, что она все дозволила, что моя горничная меня обижала и доносила обо мне.

Я ждала часа расплаты. Внутри словно уголь накалился. От нетерпения задрожали руки. Вдовствующая княгиня Бестужева за эти несколько дней настолько довела меня, что я бы никогда не пожалела о содеянном. Впрочем, и Татьяна выглядела счастливой.

Еще бы, избавилась от противной и вредной свекрови, которая незаметно, исподтишка отменяла все приказы, новшества, переделывая по своему вкусу и совершенно не считаясь с мнением новой, настоящей княгини.