С одной стороны хотелось показать, что в отличие от ее слабого дара я имела другой, иной, редкий и сильный. Но разум победил желание покрасоваться.

Вряд ли Сергей лучше про меня думает. Тоже страдает, какая неумеха ему в жены досталась. Иначе откуда это неприятие? И если раньше я искренне полагала, что признаюсь Долгорукому в своем даре, честно расскажу, чему обучилась, а что не умею, то теперь уверилась в обратном. Магию скрывать нужно. Его семья правды не заслужила.

О том, что у Екатерины Степановны, у Ольги и у второго брата слабый дар, я знала не понаслышке. Читала, пользуясь своим волшебством. Полина могла его развить, но кто же женщине позволит?

— Дружбы не получится, да? — уточнила у нее.

— Мой брат в другую влюблен, — как-то горько сообщила сестрица Сергея.

И об этом мне было известно. И не обрадовало. Князь и здесь себя красиво не показал. Приведет в дом жену, а я на его любовницу смотреть буду?

— А я не напрашивалась. Хочешь ссориться со мной, ровной тебе дороги, но имей в виду, я обид не стерплю.

— Сережа тебе не даст, — прошипела Полина тоном обиженного ребенка.

— Втянешь брата в женские разборки? — поморщилась я, осознавая, в какое место бью.

— Какая ты... все-таки... змея, — с паузами отметила младшая сестра моего жениха.

— У вас у всех научилась, — и ведь не соврала.

Татьяна и Антонина Михайловна отлично мне вбили науку.

21. 4.4

После беседы с Полиной с платьем я определилась сразу. Поддалась эмоциям, озлобилась. Не ждать мне ничего хорошего от семейки Долгоруких. Как Олюшку мучили Бестужевы, так со мной поступят Екатерина Степановна и ее родные.

Я взбунтовалась, сама нарисовала эскиз и повелела, чтобы впредь швеи ко мне домой приезжали, а не я к ним моталась.

Попрощавшись со свекровью, больше не изображая мнимую вежливость, я и семья уселись в карету. Антон зато задержался. Прислал матери записку с объяснениями, но отправлял нас в обратный путь одних.

— А я тобой горжусь, Ольга, — в дороге внезапно заговорила Татьяна.

— Чем это? — не поняла я.

По меркам этого времени, да и по моим тоже, вела я себя отвратительно. Уже жалела, что характер показала. Не умею молчать.

Антонина Михайловна и сама недоумевала, намеревалась пожурить сноху, но замолкла, когда девушка продолжила.

— Не терпи оскорбления, не давай собой помыкать...

— Чему ты ее учишь? — возмутилась глава семейства. — Богами завещано родителям почтение проявлять.

— Если и они к ней уважительно. Вам самой будет приятно, если Екатерина Степановна над Ольгой издеваться будет?

Маменька фыркнула.

— Спасибо, Татьян, — погладила жену брата по руке, — мне очень приятно.

— Да, — она улыбнулась, — и платье выбрала себе под стать. Тебя никто не узнает. Да я тебя не узнаю, ты так изменилась.

— Всякий стыд потеряла, манеры, — вдовствующая княгиня Бестужева стояла на своем, но мы ее больше не слушали.

Потеряла она власть надо мной и над своей невесткой. Не казалась страшным монстром, не пугала. Она и сама это осознавала. Вздыхала горько все время.

Правда, когда мы подъезжали к имению, повела она себя странно. Я бы даже сказала сердечно.

— Видишь, — указала вдалеке на огромный дом с башенками, — это усадьба Долгоруких. Тебе там хозяйство вести. — Рассмотреть что-то подробно было невозможно, но я чуточку преисполнилась. Вокруг засаженные поля, сады. Люди трудятся. Красиво, а если учесть, что весна уже погоду поменяла, что солнышко светит, птицы поют, то совсем красочно становится. А Антонина Михайловна будто мысли мои прочитала, продолжила: — не ругайся сразу со свекровью, будь тихой. Для начала заручись поддержкой челяди, вникни в дела. Тебе их вряд ли после свадьбы доверят. А когда имение без тебя существовать не сможет, тогда и выступай. И Любу забери, и Сашку, если простишь. Она за это тебе вовек благодарна будет, не предаст. С верными людьми проще.