Присев у двери на пол, подтягиваю к себе колени. Посижу немного здесь, постепенно пойму, что все нормально, и уйду. Я смогу. Справлюсь. Наверное, надо включить свет во всем доме и внизу, и под лестницей, и в коридорах. Но Богдан не любит, когда мы без толку тратим электричество. Вечно делает замечания. Приедет и начнет выговаривать. Сейчас я этого просто не переживу.

Скрип замедляется, затем, вместо того чтобы стать тише, наоборот, усиливается. И я вижу, что Замятин поднимается обратно. Наверное, что-то забыл спросить.

— Вы так и будете здесь сидеть? — Останавливается в трех метрах от меня.

Стыдно, что практически незнакомый человек видит меня такой слабой и беспомощной. Не знаю, что со мной происходит, но в какой-то момент я просто не могу совладать с собой. Я на грани, и из глаз сами собой льются слезы.

— Понимаете, Давид, — глоток воздуха, — Всеволодович, — я очень боюсь отойти от ее комнаты.

Замятин молчит, затем по-мальчишески встряхивает волосы на затылке. Он не психолог. Это не его работа. Он не должен меня успокаивать. Он спас девочку, теперь обязан следить за домом и управлять службой охраны. Мои сопли — не его забота.

Но он сокращает между нами расстояние и медленно опускается рядом. Снова замечаю блеск обручального кольца. От начбеза исходит терпкий запах. Не противный и не раздражающий. Скорее очень мужской. Замятин пахнет не так, как мой супруг, совсем иначе. Богдан как будто только что вышел из моря, а Давид — выбрался из лесной чащи.

— Тогда я посижу с вами.

— Разве вам не нужно смотреть в тысячи телевизоров, наблюдая через камеры за территорией?

— Не переживайте, здесь работает целая служба. Ребята дежурят вокруг дома и на въезде. Хотя, думаю, сюда точно никто не сунется.

Постыдно шмыгаю носом, вытираю руками лицо.

— Да, конечно, простите.

— Вы хозяйка этого дома. Вам не за что извиняться.

Возникает пауза, во время которой мучающая меня душевная боль начинает пульсировать от головы к ногам и обратно. Я не знаю, что мне делать дальше. Как жить? Продолжает мучить неизвестность. Ужасы дня ее приглушили, но все равно под кожей ползают змеи сомнения. Муж не собирается разводиться. Он хочет, чтобы все было как прежде. Но я ему не верю.

— Если я задам вам один личный вопрос, вы обещаете, Давид Всеволодович, что это останется между нами? — Ломаю пальцы, тру ладони.

Замятин, кивнув, даже не смотрит на меня. Ждет.

— Как вы думаете, мой муж спит со своей секретаршей?

Давид усмехается, мотнув головой. Опять молчит, но недолго.

— Думаю, нет. Хотя это не мое дело. И в круг обязанностей не входит. Но… Нет.

Он начинает подниматься. Мой вопрос его смутил. Очевидно, он посчитал меня глупой женщиной. Почему он так думает? Отчего решил, что Богдан не спит со своей секретуткой?

Это мужская солидарность? Он тоже изменяет своей жене?

Хотя непохоже. Он даже не смотрит на меня как на женщину.

Ходок бы заинтересовался любой мало-мальски симпатичной девушкой. Смотрит как мой муж?! И снова больно. Я будто в темной комнате. Тычусь по стенам и никак не могу найти выключатель.

С другой стороны, я уже давно растеряла всю свою женскую привлекательность. Хожу как тень. Ненакрашенная и серая. Все время только плачу. Кто на такую посмотрит?

— Пойдемте вниз. Я налью вам молока. Из столовой отлично видно дверь детской на втором этаже. Вы будете рядом.

— Молока? — удивляюсь.

Он протягивает свою широкую ладонь, жестом уговаривая меня подняться с пола. Нечто подобное делают пожарники, вытягивая пенсионерок из огня. Уровень чувственности одинаковый.