Там нужно в особом порядке закидывать с десяток разных трав и при этом помешивать жидкость. А она также варится в огромном котле на открытом огне.

- Алиса, ты не можешь работать в прачечной, за одно утро работы в ней ты израсходовала запасы мыла на месяц, но при этом не отстирала пятна с одежды.

По-моему, это мыло было некачественным, оно только сушило кожу, а пятна не отстирывало.

- Хотя это уже неважно, - махнула рукой настоятельница, - ты же сожгла так неудачно постиранную одежду утюгом. - И в этом меня никак нельзя обвинять, здесь утюг весит, как целый комбайн. И ещё он набит горячими углями. Я в тот день только чудом не сожгла весь монастырь, все монахини должны были отдельную молитву отстоять в благодарность, что дело ограничилось только сожжённой одеждой. Я же дома привыкла гладить лёгким фирменным утюгом с гладкой подошвой и разбрызгивателем пара.

Я ни в чем не была виновата, но список претензий ко мне настоятельницы не иссякал. Я даже не знала, что у нее такая хорошая память.

- Ты даже сшить себе подрясник не смогла! – С искренним возмущением произнесла сестра Даяна.

Когда мне сказали, что надо сшить этот подрясник, я даже не предполагала, что шить его я буду своими руками, с помощью только иголки, нитки и наперстка. На швейной машинке я бы ещё справилась. Наверное. Но как шить одежду обычной иголкой? Я, конечно, могу пришить пуговицу. Но дома я даже носки не штопала. Обычно, если у меня по капроновым колготкам бежала ниточка, а сменить их на новые не было никакого варианта, я просто ставила на проблемном месте точку бесцветным лаком.

Я с грустью вспомнила, наверное, уже миллионный раз, как я хорошо жила дома. А я ещё раньше смела возмущаться, жалела, что семья моя не богатая. Раньше я очень богатой была!

- Алиса, ты не можешь даже накормить птицу.

Птица в местном птичнике больше напоминает агрессивных страусов. Когда меня с ведром помоев затолкали в загон к этим монстрам, я до корыта даже не добралась. Страусы напали на меня! Вернее попытались, но я отбилась огромным тяжелым ведром. В тот день и несколько последующих в монастыре нас щедро кормили мясом страусов. Мясо это было жестковатым, но хотя бы его можно было наесться. А вот яйца страусиные я с тех пор вообще есть не могу.

- Коров ты доить боишься, овец не стрижешь.

Коровы тоже здесь очень страшные. Они бы гармонично смотрелись в энсьерро. В компании с испанскими быками, догоняя убегающих от них туристов и испанцев и ударом рогов выбивая дух из экстремалов. И ещё местные коровы могли бы и мотодора на рога поднять.

В общем, вид у этих коров был на любителя пощекотать нервы. Но я всё равно смогла подоить одну такую корову, под руководством Лэли и ее подбадривающими словами. Если бы так болели за наших футболистов, даже они бы стали рекордсменами по удою молока или, в крайнем случае, чемпионами мира по футболу.

Я выдоила из огромной черной рогатой коровы целое ведро молока, но эта гадина пнула мое ведро. И все, с таким трудом выжатое из нее молочко, разлилось по полу коровника лужей на радость местных кошек. С тех пор меня больше в коровник не пускали.

Вернее, не допускали к коровьему вымени, а чести убирать навоз никто меня лишать не собирался.

А вот я овец постричь у меня и вправду не получалось, но, опять-таки, за собой вины я не чувствовала. Виноваты в этом были слишком большие и неудобные ножницы. Я натерла себе мозоли на обеих ладонях, но даже с одного бога шесть у овечки не состригла. А когда случайно чуть не лишила уха брякающуюся овцу, ножницы у меня отобрали и из овчарни выставили. А одна старая монахиня и в спину мне поплевала для моего большего унижения.