- Я ничего. Ты что подумала, дура?

- Она говорила, что вы ее сожрете. Боже.

- Ты что несешь? – заорал я, теряя остатки самообладания.- Я ее спас, между прочим. Хотя... Неважно. Параша в больнице, ее жизнь вне опасности. Рана оказалась не опасной. Просто крови потеряла много. Через неделю, как новенькая будет. Но эту неделю ты должна с ее спиногрызами просидеть.

- Я не могу. Боже. У меня самолет через три часа,- захлопала своими лупами, как рыба телескоп бабища.

- По хрену. Я плачу все убытки.

- Это абсолютно невозможно. Совершенно. Я не говорила Поньке, чтобы не волновать. Но, я еду на операцию. У меня...

- Плевать я хотел,- рявкнул я, — ты с личинками.

- Не могу. Правда. Я чуть хожу уже. Грыжу в позвоночнике защемило. В Питере специалисты. Я год ждала,- всхлипнула чертова поганка.

- Отец есть у аспидов?

- Нет. Ну, точнее он, как бы есть. Но это не моя тайна. И он не знает о них. А Понькин в Катаре. Я ему позвоню, но раньше чем через три дня он не сможет вернуться. Боже, что делать?

Я обвалился жопой на грязные ступени и обхватил руками бедовую башку. Придется выполнять обещание, данное женщине спасшей мне жизнь.

- Придется вам. Некому больше,- словно приговор хмыкнула пучеглазая.

- Мы согласны,- раздался из полумрака за ее спиной нестройный хор баса и писка.- Будет весело.

Прасковья

- Ешь, не меньжуйся,- рявкнула Зайка, сунув мне кастрблюку, умопомрачительно пахнущую картошкой с чесноком и укропом. Я тут же сунула еще теплую картофелину в рот, и активно заработала челюстями.

- Ты не уехала? – пробухтела я набитым ртом.- Как ты пробралась сюда? Даже Глеба Егоровича...

- Не уехала,- хмыкнула подруга, — и не уеду.

- Супер, значит Вовка с Варькой...

- А вот фигушки,- фыркнула Зая. – Пусть папаня родный с ними покорячится. Я семь лет не отдыхала, между прочим. Все время с поджатыми булками.

- Подожди. Откуда ты...? – я аж подавилась. Закашлялась. Спину прострелило болью, из глаз ручьями хлынули слезы.

- Слушай, я же не слепая. Этого черта раздутого сразу узнала, еще когда его близнецы ухайдокали. Морда у него была, конечно... Вот пусть теперь он насладится прелестями воспитания своих детишек, которые разрушительнее торнадо, с самого рождения. Ты вспомни, Понька, как они в поход ушли в три года. А парашюты из простыней, у меня ж тогда краска с волос осыпалась до седины. Как он их там зовет? Личинками? Прав – они личинки сатаны. Он их творец. Вот пусть и хлебнет полной ложкой. Кстати. Ты ему сказала? Или счастливый папуля до сих пор в неведении?

- Зая, пожалуйста, вернись к детям,- простонала я, пытаясь приподняться на больничном ложе, вдруг ставшим похожим на раскаленную сковородку.- Они же еще совсем маленькие.

- Не могу, детка. Я лечу в самолете в Питер, вотпрямщас. Ты мне должна, кстати, за билет. Чертов придурок потребовал с меня материального подтверждения, что я несчастная, полупарализованная калека, и что лечу на операцию. Пришлось импровизировать,- хихикнула Заюля, и тут же пронзила меня взглядом прищуренных глаз, — и ты не смей домой вертаться, лечись – получай удовольствие. Я приду завтра. Главное с аспидом этим не столкнуться тут. А то он меня через колено переломит, и вправду придется лечиться. Очень бы не хотелось.

- Он же не умеет воспитывать маленьких детей,- всхлипнула я, хватая пальцами умопомрачительно – пахнущую картошку.- Он их изуродует. Моих детей. Господи.

- Или они его. Тут теперь естественный отбор, детка. И я не завидую этому наглецу. Зная наших малюток, жить ему осталось крайне мало. Они завершат начатое каким – то киллером. И правильно сделают. Ты пострадала из-за него. А если бы...? Оооо. Если бы чуть ниже попали. Ты понимаешь, что могла бы сейчас быть мертвой по его вине? Что малые бы сиротами стали, при живом отце. И он бы плевать хотел на них, потому что эгоист и подонок.