- Без соплей как на льду, за дорогой следи. И гони что есть мочи, если девка отдуплится я тебя освежую. Ты понял? - зло рявкнул я, и дернул на груди Параши ткань рубашки. Уставился на смешной лифчик, раздумывая – его тоже надо содрать? Если да, то я даже над ней умирающей не смогу соображать здраво. А мне бы нужно понять, что за сука пришла по мою душу. Нет, я не агнец, врагов имею предостаточно. Но...

Девка снова вздрогнула, приоткрыла глаза и по ее телу пробежала судорога. Руки действовали отдельно от разума, я дернул на себя чертово трикотажное безумие. Освобождая молочно-белую грудь, украшенную вишневыми сосками. Сглотнул набежавшую слюну, стараясь не смотреть на такое богатство. Пожалел, что сейчас у меня на руках эта мерзавка, а не мой многострадальный портфель.

- Чертов извращенец,- прохрипело это непонятное созданье,- я так и знала.

Снова закрыла свои очи, и погрузилась в беспамятство. Но да, похоже она права. Я извращенец и маньяк, потому что сейчас я вдруг вспомнил ночь после мальчишника, и мой боец восстал с такой силой, что в ушах зашумело. Я все таки глянул на шикарные перси моей помощницы и едва не заорал. Над соском, на левой груди красовалась родинка в форме мотылька. У той, ненавистной толстухи из торта, была такая же. Это единственная примета, которую я тогда смог запомнить своим воспаленным мозгом.

- Не может быть. Это совпадение,- прохрипел я, накидывая на сиськи чертовой Параши обрывки рубашки. И сразу же выкинул из пухнущей от происходящего, башки эту ненужную мне информацию

В приемный покой какой – то убогой больницы, первой встретившейся на пути, я влетел как лось, убегающий от пожара. Девка в моих руках болталась макарониной, и больше не подавала признаков жизни. А у меня случился стояк всего организма, отягощенный дисфункцией речевого аппарата и отключением мозговых функций. Я мог только мычать, дико вращать выпученными глазами и стесняться торчащего колом «маленького Седова», с которым, кстати, ничего поделать не мог. Его видимо от стресса заклинило в возбужденном состоянии. В общем, выглядел я жутко брутально.

Потом, я объяснялся полицией долго и нудно. Объяснял, почему уехал с места преступления, чувствуя себя полным ослиной. Пытался прорваться в реанимацию, чтобы увидеть Прасковью, получил дозу успокоительного, разметал охранников богадельни. В общем повеселился от души. Правда помнил я сейчас все это очень смутно.

Потому у дома Прасковьи я оказался уже поздно вечером. Взлетел по ступеням, проигнорировав лифт, точнее боясь, снова получить в физиономию разряд зеленки. И с силой заколотил в дверь, чувствуя, что укол начинает действовать вот только сейчас. Или доза была не рассчитана на мою тушу, или просто половину лекарства выжег бушующий в крови адреналин. В голове работал кузнечный молот, но я почувствовал, что сейчас просто сдохну от ужаса. Как я скажу родственникам Плюшки, что она... Что ее... Мать твою, что из-за меня ее чуть не убили. Развернулся и хотел позорно смыться, но не успел. Дверь распахнулась и пучеглазая подруга моей помощницы буквально пригвоздила меня взглядом к грязному полу.

- Ты не едешь никуда,- прохрипел я, не давая ей и рта рарскрыть.- Оплачу все ущербы, риски и прочее.

- Что случилось? - помертвевшим голосом спросила баба, как – то уж слишком пристально меня рассматривая. Я проследил ее взгляд, и понял, почему эта корова привалилась к косяку плечом и обморочно на меня уставилась. Еще бы ей не подурнело. Я бы сам обтрухался, увидь залитого кровью, зеленомордого гоблина.- Где Понька? Что ты с ней сделал?