- Игореша, ну прости, пожалуйста! – услышал я жалобные причитания писательницы. – Больно, да? – она пыталась оторвать мои руки от лица, ставшего похожим на ошпаренный помидор.

- Нет, это я от кайфа плачу! Дура, Рябинина! Скорее воды! – простонал я. – Там на столе кувшин! С копателей глаз не своди! Стрельни на всякий случай в Марга.

Тут же я услышал еще один выстрел. Потом еще. На этот раз газовый заряд счастливо миновал меня. Через несколько секунд прохладная вода слегка остудила жжение лица и глаз. Я кое-как смог осмотреться, умылся еще и скомандовал:

- Рябинина, бери сумку, посох и ружье. Пистолет отдай мне. Все идем к выходу! – тут же мне показалось, что в коридоре звучат чьи-то бодренькие шаги.

- Мне тоже, Игореша, досталось, - всхлипнула где-то сзади Анька. – Знаешь, как глаза щиплет!

- Очень даже знаю. Какого хрена в закрытом помещении палить во все стороны без разбора! – огрызнулся я и направился к двери, еле различая ее очертания сквозь жгучую мглу.

Потомок упыря пытался задержать меня, расставив руки, завывая и нецензурно поругиваясь.

- Собака, не матерись при благородной даме! – сказал я и стукнул его по коленной чашечке носком сапога.

Когда я открыл дверь, передо мной возник худенький субъект с длинными соломенными волосами. Увидев меня, он отчего-то подпрыгнул и с испуганным воплем метнулся по коридору. Убегая, гильдиец дважды споткнулся на ковровой дорожке. Не знаю, что его так напугало. Возможно, мое лицо и глаза, ужасающе красные, после шалостей Элсирики. Или сам факт моего появления.

Не прошли мы и половины пути до лестницы, как впереди снова послышались стремительные шаги.

- Бежим в мои апартаменты! – предложила Элсирика. – Оттуда может получится спуститься через балкон.

- Не паникуй, детка, - успокоил я писательницу. - Ты же видела, что делает с ними газовый пистолет.

- Из ружья стрелять? – Анна Васильевна опустила на пол сумку и отставила посох к стене.

- Отчего же нет? На то и ружье, чтоб из него стрелять. Только смотри, гарпун мне в спину не воткни, - я вытер рукавом, мокрое от пота и слез лицо, поморгал правым глазом и изготовился к стрельбе.

В коридоре появилось трое: вездесущий крепыш с отвратительным морщинистым ротиком и еще двое, вооруженные короткими шпагами, геронского образца. Разъяренными быками копатели ринулись на нас: выпучив от натуги глаза, недобро опустив головы и стуча каблуками по полу, словно копытами.

- Не буду стрелять! – простонала великая писательница. – Я же проткну кого-нибудь.

- Иначе они проткнут тебя, - заметил я.

Рябинина коротко пискнула и нажала спусковой крючок. Гарпун, разматывая леску, просвистел в двух пальцах от моей задницы и вонзился в бедро крепышу. От чего морщинистый рот крепыша издал отвратительный вопль и скривился, так, что щелочка, пересекавшая его, стала вертикальной. Я выждал еще секунду и тоже пальнул. Одного выстрела хватило, чтобы последователи Селлы согнулись пополам и схватились за лица.

- Хватит с них. Уходим! - решил я. – Сумку и посох не забудь!

- Но, Булатов! А как же это? Я его на веревочке потащу что ли?! – Элсирика осторожно подергала за леску, соединявшую гарпун с самим ружьем.

Крепыш, корчась от боли, разразился руганью, в основном касавшейся морального облика госпожи писательницы.

- О, мать грешная! Стрелка нам нужна: у меня всего две таких. Вытащи ее как-нибудь, а я посох понесу.

- Как я ее тебе вытащу?! – Рябинина тихонько потянула за леску.

В ответ страдалец снова заорал, рассказывая в непристойных фразах, что он седлает с ротиком и попой писательницы.