Мое тело превратилось в один алчный механизм, без передышки и пауз вдалбливающий меня в мою ведьму. Ничто в этом мире сейчас не могло меня остановить.

            Юля напряглась и задрожала, сжимая меня снаружи и изнутри, и волна ее наслаждения ударила мне в самый центр груди, полыхнула сотнями фейерверков и устремилась повсюду, подхватывая и разрывая таким совершенным оргазмом, какого никогда прежде не случалось в моей жизни. Звуки моего собственного звериного рыка, отразившись от стен в ванной, вернулись ко мне новой волной первобытного наслаждения. Это были несколько минут полного безотчетного счастья, которые исчезли слишком быстро.

            Я ощутил отчуждение Юли еще до того, как она напряглась всем телом, стремясь освободиться от моей близости как можно скорее. И хотя знал, что так будет, это больно хлестнуло по мне, переплавляя наслаждение в боль и злость. Она закрылась от меня, мгновенно ощетинившись и пробудив во мне все жестокие стороны, желавшие удержать и заставить признать факт моего окончательного обладания.

            Но я справился с собой, понимая, что сейчас это могло привести к катастрофе. Она хотела пространства, и я дал ей его, хотя факт того, как легко она отбросила случившееся только что между нами, проворачивал нож в моей груди.

            Она сбежала, стараясь увеличить между нами расстояние, воздвигнуть стену, за которую мне не было входа. Пусть так. Но того, что произошло, уже не изменить, что бы она ни говорила и как бы ни отгораживалась.

            На какой-то момент мне захотелось тоже закрыться и даже ответить ей той же болью, что она причиняла мне сейчас. Но я справился со своим гневом.

            Нет, я не позволю ей отрицать случившееся. Не позволю убежать. Не позволю спрятаться от этого.

            Она теперь моя. Я готов был заявить об этом всему миру. Я готов был заявить об этом ей самой. Она сама сделала первый шаг, и возврата нет. Я получил ее и готов теперь драться за это хоть со всем светом. Даже если я ошибался, и то, что случилось, это было не настоящее слияние, мне на это наплевать. И даже если она никогда меня не полюбит, я все равно ее не отпущу. Это будет рвать меня на части, принося ежеминутную боль, но отказаться от нее я не готов. И никогда не буду готов.

            Я поднялся и пошел к Лиаму. Мне предстоял тяжелый разговор с братом. Возможно, он никогда не сможет меня простить. Возможно, вообще возненавидит. Я подлый, эгоистичный ублюдок, сам дал ему надежду на будущее и сам же сейчас намерен был ее отнять. Но ничего поделать я с этим не мог. Юля моя и только моя. Теперь уже окончательно и бесповоротно.

            Дверь в комнату Лиама была приоткрыта, и я заглянул внутрь. Брат спал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Это была его любимая поза с самого детства. Нуждаясь еще во времени, чтобы привести свои чувства в порядок, я просто сел на пол и, вытянув ноги, откинулся на стену. Стоило расслабиться, и отголоски совсем недавно пережитого наслаждения снова запульсировали в моем теле, делая его опять твердым и голодным. Черт, кажется, наша с Юлей близость словно сорвала все внутренние запреты и усугубила мою в ней потребность многократно. Я напоминал себе послеоперационного больного, мучаемого сильнейшей жаждой, но вместо того, чтобы дать ему напиться, ему просто смачивали пересохшие губы, только заставляя еще сильнее нуждаться в драгоценных каплях.

            Я прикрыл глаза, снова в своих мыслях переживая тот недолгий момент, когда ведьма горела в моих руках. Вспоминал о том, как менялся ее голос, становясь самой желанной музыкой в этом мире. Звук этих низких, хриплых стонов все еще стоял в моих ушах. Да, я хотел знать с самого начала, как она будет звучать, когда перестанет себя контролировать, но то, как это было на самом деле, даже сейчас взрывало мой самоконтроль, заставляя душить рвущийся стон и делая меня таким болезненно твердым, как никогда в жизни.