Если бы подобная сцена разыгралась в суде присяжных, то присяжные, безусловно, отметили бы для себя некомпетентность следствия. А фразу «Да что это за следствие, топорное такое.» я слышал десятки раз в исполнении присяжных при обсуждении вердикта. Так что адвокату при ведении процесса следует придерживаться точных формулировок самому и следить за неточностями в речи оппонента. Тем более адвокату проще, он может услышать ошибки прокурора, так как обвинитель в прениях выступает раньше, и грех эти ошибки не использовать в своем выступлении.

Например, я как-то говорил в прениях: «Если бы государственный обвинитель был уверен в своей правоте, он бы, конечно, не позволил назвать подсудимого Сидоренкова – Сидоркиным. Но для прокурора нет разницы, так как задача прокурора не искать истину, а поддерживать обвинение. Вынесете ли вы обвинительный вердикт в отношении Сидоркина или Сидорова, для прокурора не имеет значения, главное, что подсудимый виновен».

Присяжные – не конвейер по вынесению обвинительных приговоров, очень многие относятся к своей роли в процессе с гордостью и чувством гражданской ответственности за судьбу человека. Поэтому, услышав о бездушии обвинения, они могут разглядеть в подсудимом человека, а не статистическую обвиняемую единицу. Тогда ошибка прокурора в фамилии может иметь существенное значение.

«Сорные мысли несравненно хуже сорных слов. Расплывчатые выражения, вставные предложения, ненужные синонимы составляют большой недостаток, но с этим легче примириться, чем с нагромождением ненужных мыслей, с рассуждениями о пустяках или о вещах, для каждого понятных».

В этом П. Сергеич прав, как всегда, но сегодня, спустя сто лет, следует особо подчеркнуть: не говорите очевидных вещей, которые и так понятны. Журналистов учат в вузе, как писать статьи, чтобы читателю не было скучно. Читатель должен иметь возможность включать фантазию, иначе читать перестанет. Например, если написать: «Кувалда упала на стеклянную столешницу», то необязательно добавлять, что та «разлетелась вдребезги». Так и в речи перед присяжными.

Если, например, вы пытаетесь уверить присяжных в том, что подсудимый не поджигал квартиру умышленно, а сделал это нечаянно, то не стоит говорить: «Мой подзащитный поставил включенный утюг на гладильную доску, и от горячего утюга загорелась обивка, потом пламя перекинулось на шторы, и все заполыхало и в огне, и дыму погибла женщина». Проще сказать: «Он поставил утюг на гладильную доску и забыл про него. А этот утюг сам по себе не выключается, как оказалось, старая модель. Вот и случилось то, что и должно было случиться неминуемо».

Присяжные сами представят картину, как загорается обивка гладильной доски, как пламя перебрасывается на шторы, как гибнет женщина, но запомнят из ваших слов только одно – виноват утюг, а человек, забывший его выключить, никого убивать не хотел. Просто растяпа, который должен ответить по статье «причинение смерти по неосторожности». Но не за поджог и убийство с особой жестокостью.

Сергееич говорит: «Берите примеры из литературы, берите их сколько угодно, если они нужны; но никогда не говорите, что взяли их из книги. Не называйте ни Толстого, ни Достоевского, говорите от себя».

Не соглашусь сегодня с этим тезисом. Наверное, сейчас, когда Достоевского проходят в школах и присяжные его читали, не сослаться на первоисточник – это выдать чужую мысль за свою. И это может вам навредить. А если сказать: «Уважаемые дамы и господа, помните из школьной программы, Толстой говорил…», вы покажете свою осведомленность и намекнете, что присяжные, как и вы, хорошо учились в школе, даже если это не так. Только не увлекайтесь цитатами, вот тут вы станете зубрилой-отличником, а их мало кто в школе любил.