Я нахмурилась. Мне не нравилось то, к чему она вела. Подруга впилась в меня взглядом, явно ожидая какой-то реакции.

– Ну… говори уже, что именно ты хотела этим сказать.

Калеопа склонила голову набок, разглядывая меня. Явно оценивая, действительно ли я готова услышать то, что она собиралась предложить.

– Ты тоже редкость, Мора. Хочешь ты того или нет. На твоём месте я бы подумала над тем, стоит ли сливаться с серой массой… если есть другие варианты. Только представь, ты могла бы обеспечить вам с сестрой лучшее будущее! Понятное дело, что тебя бы не отдали какому-нибудь простому солдату. Я думаю, минимум к офицеру! Ты же знаешь, имперцы… Хотим мы того или нет, с их мощью, однажды вся достижимая часть вселенной будет принадлежать только им. Ты красивая. Действительно красивая. Представь, насколько твой покровитель мог бы оказаться богат. Ты могла бы очень дорого выменять…

– Что? Свою свободу? Совесть? Или сразу жизнь?

– Да в том-то и дело, что от такой жизни иногда впору в кислоту бросаться! О, бесценная жизнь! Свобо-ода! А кто-то, продавший их по лучшей цене из возможных, прямо сейчас ест изысканные блюда, спит на нежнейшем хлопке и носит исключительно шёлк, о чём другие не могут и мечтать!

– Они убили моих родителей. – Ответила я, словно молотом чеканя каждое слово. – И твоих. И брата твоего тоже убили они. Неужели для тебя это ничего не значит?

Калеопа осеклась и поджала губы.

Наверно поняла, что слишком уж разошлась в описании сладкого будущего для меня в роли имперской шлюхи. Подстилки для какого-нибудь… урода с руками в крови по локоть и брюхом таким же тугим, как его набитые награбленным карманы.

Цифия.

Это так по-имперски, придумать название бесправной рабыне! Буквально не клеймо, а штатная должность женщины для утех. Причём особым шиком для имперцев было иметь именно рыжеволосую цифию. Повезло мне? Да, да… конечно!

Чувствуя, как начинаю закипать изнутри от её невозмутимого тона и совершенно чудовищного смысла слов, я отставила в сторону почти полную кружку и поднялась.

– Надеялась, что ты поможешь мне с этим. – Я ткнула пальцем в сторону своей головы. – Никогда этого не делала. Будет тяжело справиться самой, а Эв ещё маловата для работы с химикатами. Надышится ещё.

Калеопа тяжело вздохнула и покачала головой, словно говоря «дура ты просто, неисправимая».

– Что ж, я надеялась, что смогу тебя переубедить. Мора… дело это, конечно, твоё, но… я в этом участвовать не хочу. Я никогда не осветляла волосы и не уверена, что не выжгу тебе корни навсегда. Хочешь испортить то, чем тебя щедро одарила природа – разберёшься сама. А я не хочу… отбирать у тебя последний шанс устроиться в этой стремительно меняющейся жизни, потому что знаю – другого не будет. Бутылка в моей сумке, на крючке у двери. Решай свою судьбу сама.

Я посмотрела на нее, и у меня сжалось сердце. Мне стало страшно оттого, что она действительно хотела как лучше, предлагая мне это предательство. С Калеопой случилось то, чему мы с Эвон сопротивляемся из последних сил – она сломалась. Желание жить стёрло для неё границы морали и совести.

Да, я всё ещё была зла на нее за ее слова, но моей злости она не заслуживала. Поэтому я сказала ей совсем не то, что стоило бы.

– Спасибо. Ты моя подруга, и я понимаю, что ты хочешь лучшего для меня. Но у нас с тобой разные взгляды на то, что можно считать лучшим выбором. Я благодарна за твою помощь и совет, но могу принять только эту бутылку афтонки.