На нём не было живого места, но хуже всего выглядела рана на боку. Пока доктор зашивал её, я старалась не смотреть. Длинная, со рваными краями, она сочилась сукровицей и отвратительными чёрными сгустками крови. Даже знать не хотелось, где он мог получить такое ранение.
В целом он выглядел, как последний выживший в базгульской яме. Синяки и другие, более мелкие порезы, расцвечивали его бледную кожу, словно аркелианский орнамент – всеми цветами радуги. Седые пряди в длинных тёмных волосах в сочетании с измождённым молодым лицом наводили на мысли об ужасах, пережитых этим человеком. Он был немногим старше меня, но его тяжёлый взгляд прибивал к земле.
Я только однажды видела человека с таким же жутким взглядом.
Это был Рэнд Роу – адмирал-командующий корпуса Кри. Последний из назначенных на эту должность, лидер остатков сопротивления. Имперцы казнили его неделю назад вместе с сановником Маджаром Аруби на площади возле дома правительства. И я всё ещё жалела, что пошла на это посмотреть. Их смерть была слишком…
Слишком.
В очередной раз поймав мой взгляд, мужчина болезненно усмехнулся. Его нижняя губа была разбита и треснула от натяжения, блеснув свежей капелькой крови.
Я больше не могла молчать.
– И надолго вы всё здесь?
Эггер напряжённо переглянулся с доктором и, неловко кашлянув в кулак, ответил:
– Настолько, насколько потребуется.
Я сложила руки на груди, чтобы никто не заметил, как они затряслись от его слов.
– М-м. А откуда такие точные данные?
– Мора, ты же должна понимать, что мы не просто так здесь оказались. Твой отец…
– Эггер, только давай без соплей, будь добр! Кому должна, я всем прощаю. Моего отца здесь нет, а от тебя мне нужно лишь одно – чтобы вот это вот всё меня ни в коем случае не коснулось! Мне не нужно объяснение причин, не нужны ваши имена и прочее – не нужны проблемы, понимаешь? Мне не до игр в сопротивление. Ты же знаешь, что у меня ребёнок на руках!
– Две недели.
Неожиданно приятный, мелодичный голос незнакомца заставил всех замолчать, а меня вздрогнуть. Пожалуй, таким голосом можно было читать мантры и вводить в транс, может быть даже сообщать родственникам печальные новости, чтобы им было не так больно. Мужчина не морщился и вообще никак не реагировал, пока доктор продолжал сшивать его жуткую рану. Я предполагала, что он обдолбан болеутоляющими настолько, что не может даже моргать! А он, оказывается, при всем при том мог связно мыслить и говорить. Ещё и улыбался, словно голубоглазый песчаный кот на яркое солнышко. Да кто он вообще такой? Киборг? Просветлённый монах?
Я поджала губы, прекрасно понимая, что спорить с этой четвёркой для меня – всё равно что угрожать им фигой, вместо пистолета.
– Слишком долго. Неделя.
– У меня резаные и рубленые раны, на заживление нужно минимум две недели. Видишь ли, чтобы не попасться патрулям, мне, скорее всего, придётся покидать поселение через сточные каналы. По колено в дерьме, а то и вплавь. Боюсь, все усилия доктора будут тщетны, если мои раны не успеют зажить к тому времени. Согласна?
Я глубоко и шумно вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
Нет, конечно, я не согласна! Не на неделю, не даже на день! От этого странного мужчины буквально веяло смертельной опасностью и огромными проблемами. Я хотела, чтобы он со всеми своими друзьями покинул нашу с сестрой жизнь прямо сейчас!
Но мы торговались. И сейчас снова была моя очередь делать ставку.
– Ладно. Пусть будет две недели. Но мы с сестрой уедем к моей…
– Нет. – Всё также спокойно и уверенно ответил мужчина. – Вы останетесь здесь, и ты продолжишь чинить чей-то хлам, а она ходить в школу. Ничего не должно меняться. Всё должно идти ровно так, как если бы ничего особенного не произошло в вашей жизни. Просто две сиротки изо дня в день продолжают бороться за жизнь в этом жестоком мире. Завтра точно так же, как вчера.